Словарь книжников и книжности Древней Руси
Статьи на букву "П" (часть 6, "ПОВ")

В начало словаря

По первой букве
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т Ф Х Ц Ч Ш Я
Предыдущая страница Следующая страница

Статьи на букву "П" (часть 6, "ПОВ")

ПОВЕСТЬ О ПОБОИЩЕ ВИТОВТА С ТЕМИР-КУТЛУЕМ

Повесть o побоище Витовта с Темир-Кутлуем - летописная повесть о сражении в 1399 г. на реке Ворскле между литовским войском под предводительством Витовта и силами Золотой Орды, во главе которых стоял вассал Тимура (Темир-Аксака) хан Тимур-Кутлуг (Темир-Кутлуй), окончившемся полным поражением Витовта. Наиболее ранняя версия общерусской П. дошла до нас в составе Летописей Софийской I и Новгородской IV, отражающих свод 1448 г. Возможно, что эта П. читалась уже в Летописи Троицкой, судя по цитате из Троицкой (слова Витовта Тохтамышу: «аз тя посажу в Орде на царстве, а ты мя посадишь на княженьи великом на Москве», известие о присылке Темир-Кутлуем ярлыка тверскому князю в том же году), приведенной Н. М. Карамзиным; однако в Летописи Симеоновской и Летописце Рогожском, на основе которых реконструируется текст Троицкой, этой П. нет (текст Симеоновской и Рогожского летописца после 1390 г. мало сходен с Троицкой). Общерусская П., заимствованная из CIЛ, содержится во всех московских общерусских сводах начиная со 2-й пол. XV в. Кроме общерусской П. рассказ о сражении Витовта с «цесарем» Темир-Кутлуем читается также в Летописи Новгородской I младшего извода; однако, вопреки мнению А. А. Шахматова, рассказ НIЛ не был заимствован из свода 1448 г.: он не имеет совпадений с П. и обнаруживает совсем иные тенденции (здесь зачинщиком битвы выступает Темир-Кутлуй, а не Витовт, как в П.). Общерусская П. проникнута резкой враждебностью к Витовту как к гордому и самонадеянному завоевателю. Вместе с царем Тохтамышем, изгнанным в то время из Орды Тимуром, а также с «немцами, ляхами, жемотью», «волоками и подолянами» он идет на Темир-Кутлуя, «похваляся»: «поидемь, пленимь землю Тотарьскую, победимь царя Темирь-Кутлюя, възмемь царство его, и разделим користь его, и посадим во Орде на царстве его царя Тахтамыша, а сам сяду на Москве, на великом княжении на всей Руской земли, а Великий Новгород с Псковом мой будеть» (последние слова - в НIVЛ). «Надолзе биющимся им, и поможе бог тотаром» - битва оканчивается бегством Витовта и Тохтамыша. После битвы татары захватывают Киев и Печерскую лавру, и «многу погибель царь створи в земли Литовской»; в П. перечисляются имена убитых литовских (западнорусских князей). Текст общерусской П. из свода 1448 г. передан без существенных изменений всеми московскими летописями, включая Летопись Воскресенскую. Однако в Летописи Никоновской эта П., как и многие другие, была расширена и дополнена многочисленными подробностями (смирение Темир-Кутлуя, его готовность подчиниться Витовту, приход Едигея и разгром литовских войск).

Изд.: ПСРЛ. 2-е изд. Л., 1925. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 384-386; СПб., 1851. Т. 5. С. 251-252; СПб., 1856. Т. 7. С. 72-73; СПб., 1897. Т. 12. С. 172-174; М.; Л., 1949. Т. 25. С. 229; М.; Л., 1962. Т. 27. С. 89-90; Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 394-395.

Лит.: Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1892. Т. 5. С. 101-105, примеч. 177; Шахматов. Обозрение. С. 163; Приселков М. Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 450-451; Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV-XV вв. Л., 1976. С. 91, примеч. 76, 96, 107.

Я. С. Лурье

ПОВЕСТЬ О ПОИМАНИИ КНЯЗЯ АНДРЕЯ ИВАНОВИЧА СТАРИЦКОГО

Повесть о поимании князя Андрея Ивановича Старицкого - литературное произведение XVI в., известное в единственном неполном списке в составе летописного сборника ГИМ, Синод. собр., № 645, л. 423-427. В П. рассказывается, как московским правительством Елены Глинской был устранен удельный князь Андрей, брат умершего великого князя Василия III. Эти события освещены также под 1537 г. в Летописях Воскресенской (ПСРЛ. СПб., 1859. Т. 8. С. 292-295) и Вологодско-Пермской (ПСРЛ. М.; Л., 1959. Т. 26. С. 322-323) и в других источниках. В отличие от официальных известий П. полна сочувствия к своему герою и к его сторонникам. В П. отсутствует заголовок, выделены только киноварью начальные строки сохранившихся в списке частей текста: «О князе Ондреи Ивановичи, егда бысть гоним гневом божиим грех ради наших» и «О изменниках княжо Ондреевых Ивановича». Отсутствует в списке и конец. П. была замечена еще Н. М. Карамзиным и С. М. Соловьевым, а опубликована М. Н. Тихомировым, с условным названием. И. И. Полосину и Р. Г. Скрынникову принадлежит истолкование П. как источника по истории опричнины Ивана Грозного. И. И. Смирнов и А. А. Зимин, исследуя мятеж 1537 г., также обращались к этому литературному произведению. П. носит черты зависимости от летописного жанра: события излагаются со ссылкой на даты («В лето 7045-го», «И того же месяца в 12», «Того же лета майя в 2», «В то время»), лаконично и выразительно. В первом отрывке автор П. сообщает о замыслах малолетнего Ивана IV и его матери Елены, «как бы им князя Ондрея Ивановича зымать и ... людей его от него отвести», об отсылке из Старицы на Коломну воеводы и детей боярских; рассказывает он и об аресте в Москве Ф. Д. Пронского, посланного туда князем Андреем Старицким. Сам Андрей Иванович, «истерпевшись от своих великих обид», оставляет Старицу и на пути делает первую остановку в Бернове. Вторая часть П. начинается с побега к Москве дворянина В. Ф. Голубова, оповестившего перед этим дьяка великого князя о выступлении Андрея Ивановича из Старицы. По мере следования князя от Старицы к Новгороду подобные побеги учащаются. Пойманного беглеца Андрея Валуева по приказу старицкого князя подвергли пытке («повеле ...связати руце и нозе и вергоша его в озерко») и допросу об участниках измены. Перечисление «многих» привело к тому, что Андрей Старицкий не стал никого из названных лиц наказывать, «понеже не всех тех переветати». На подмогу Андрею Ивановичу направляется из-под Коломны его воевода князь Юрий Оболенский, «утоясь у воевод великого князя и детей у боярских». Встреча воеводы и старицкого князя происходит на «Ноугородцкой дороге, на речке на Березае». Андрей Иванович обрадован приездом воеводы, он осыпает его «дарами многими». Но вот на пути князя Андрея в селе Тухолех предстают московские воеводы с И. Ф. Телепеневым-Оболенским Овчиной во главе. Андрей Иванович готов вступить в неравную борьбу: «и восхотеша с воеводами с великого князя битися». Но москвичи предлагают князю вступить в переговоры, обещая отпустить его «невредимо» по воле великого князя Ивана Васильевича и великой княгини Елены. За ночь до начала переговоров из лагеря Андрея Старицкого бегут князь К. Ф. Пронский-сын, шут Гаврила Воеводич и даже ключник погребной Волк Ушаков. На другой день московские воеводы подтверждают безопасность старицкого князя «и сь его бояры и з детьми з боярскими со всем невредимо». Князь Андрей направляется к Москве. На пути, у Хлынска, люди из окружения старицкого князя, названные в П. «столпниками» (видимо, «стольники»), обсуждают возможность «сложити с собя князю Ондрею Ивановичу крестное целование, убоявся поиманья от великого князя». С твердостью отказывается от этой возможности Иван Иванович Колычев Умный. На этом месте текст П. обрывается. Заканчивалась она, по-видимому, теми же известиями, что и рассказ об Андрее Старицком в летописях: описанием ареста и гибели князя Андрея и заточения его жены и сына. Наиболее существенным отличием П. от рассказа летописи является отсутствие в ней сообщения о попытке князя Андрея бежать в Литву, «за рубеж». Не объяснено также в П., и в чем состояли «великие обиды» Андрея Ивановича на московских правителей. Весьма вероятно, что П. не мыслилась как самостоятельное произведение и создавалась в качестве дополнения к летописным статьям. Возникла она, по-видимому, в кругах, близких последнему удельному князю Андрею Старицкому. По мнению М. Н. Тихомирова, автор был близок к князьям Оболенским. Время возникновения П. вероятнее всего относить к 1530-м гг., вскоре после гибели Андрея Ивановича Старицкого.

Изд.: Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. // ИЗ. М., 1941. Кн. 10. С. 84-87 (то же в кн.: Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979. С. 220-224); ПСРЛ. М.; Л., 1963. Т. 28. С. 356-357.

Лит.: Смирнов И. И. Очерки политической истории русского государства 30-50-х годов XVI века. М.; Л., 1958. С. 53-74; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного: Очерки социально-экономической и политической истории России середины XVI в. М., 1960. С. 243-247; Полосин И. И. «Повесть о поимании князя Андрея Старицкого» - источник для истории опричнины Грозного // И. И. Полосин. Социально-политическая история России XVI - начала XVII в. М., 1963. С. 58-63; Скрынников Р. Г. Начало опричнины // Учен. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. Герцена. 1966. Т. 294. С. 27, 69 и др.

О. А. Белоброва

ПОВЕСТЬ О ПОСАДНИКЕ ДОБРЫНЕ

См.: Повесть о варяжской божнице

ПОВЕСТЬ О ПОСАДНИКЕ ЩИЛЕ

Повесть о посаднике Щиле (в рукописях: «Сказание о Щилове монастыре, еже в великом Новеграде»; «Повесть, содеяшася в великом Новеграде, о избытии изо ада посадника Шила»; «О создании Шилова монастыря»; «Чудо о новгородском посаднике Шиле» и пр.) - произведение с явными приметами новгородского происхождения, рассказывающее о возникновении Щилова монастыря. Новгородский посадник Щил (или Шил), давая купцам деньги в рост, решил на прибыль построить церковь Покрова на берегу Волхова. Архиепископ Иоанн отказывается освятить церковь, воздвигнутую «от лихвенного собрания», и велит Щилу надеть саван и лечь в гроб во вновь построенной церкви. Во время отпевания гроб проваливается. Архиепископ велит иконописцам написать на церковной стене «вапы», изображающие Щила в аду, сыну же Щила - пребывать в посте и бдении, 40 дней в 40 церквах служить сорокоусты, а также давать милостыню. Через 40 дней на «стенном писании» голова Щила была уже вне ада, еще через 40 дней он был вне ада до пояса, а еще через 40 дней - весь вне ада. Одновременно из пропасти появился гроб посадника, что означало его прощение. «И оттоле устроися монастырь нарицаемый Щилов». П. находит подтверждение в новгородских летописях, сообщающих под 1310 г. об основании в трех верстах от Новгорода на правом берегу Волхова в урочище Дубно, или Дубенки, монахом Олонием (Леонтием) Щилом монастыря и построении церкви Покрова. В НIIIЛ об этом же сообщается вторично под 1410 г., что, как доказал С. Н. Азбелев, произошло под влиянием П. и объясняется желанием летописца привести в соответствие дату построения церкви с именем архиепископа - Иоанн. В 1310 г. новгородским архиепископом был Давид (1309-1325 гг.), в 1410 г. - Иоанн II. На самом деле Щилов монастырь существовал уже в XIV в., так как известно, что в 1386 г. он в числе других 24 монастырей был сожжен новгородцами в оборонных целях перед походом на Новгород Дмитрия Донского (ПСРЛ. 2-е изд. Л., 1925. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 346; СПб., 1851. Т. 5. С. 241). Летописное известие не является источником П. Скорее всего, уже в XIV в. сложилась устная легенда, связанная с основанием Щилова монастыря, которая и послужила литературным материалом автору памятника. Отголоски устной легенды можно усмотреть в ссылке автора: «И оттоле устроися монастырь Щилов, идеже и до ныне стоит. Нации же глаголют, архиепископ заповеда сыну Щилову 3-жды на год по сту литургий пети в три лета». В сочетании с изображением Щила, в три этапа выходящего из ада, эти детали тяготеют к традициям устного повествования. Само наказание грешника ввержением в пропасть также является характерным фольклорным мотивом. Наконец, имя архиепископа - Иоанн - может быть воспоминанием о новгородском архиепископе Иоанне I (1165-1186 гг.), герое Жития Иоанна и новгородских легенд, чьи мощи были открыты в 1439 г. Большинство исследователей относят появление П. к XV в.; некоторые к первой его половине (А. де Витт, Н. А. Казакова), другие - к сер. (И. П. Еремин, Н. К. Гудзий) или даже к кон. XV - нач. XVI в. (В. О. Ключевский). Существуют попытки датировать П. и более точно: М. Бердников - между 1388 и 1416 гг., Л. В. Черепнин - 40-ми гг. XV в., В. Л. Янин - не ранее 1462 г. (на основании соответствия новгородской и московской денежных систем. Посадника Щила В. Л. Янин пытается отождествить с новгородским посадником Богданом Обакумовичем, возможно проведшим последние годы в монастыре под именем Феодосия и умершим в 1415 г.), П. В. Пятнов - между 1471 и 1491 гг. Социальное значение П. также оценивается по-разному. И. П. Еремин и Н. А. Казакова связывали появление произведения с секуляризационной политикой светской власти. Недовольство крупным церковным землевладением, вкладами «по душе», молитвами по усопшим высказывали в XIV в. новгородские еретики стригольники, чье влияние было еще сильно в 1-й пол. XV в. Поэтому автор П., церковный деятель, помимо борьбы с ростовщичеством, ратует за необходимость заупокойных молитв и вкладов «по душе», составлявших значительную статью доходов церкви. Л. В. Черепнин считал, что П. могла отражать интересы купеческих кругов, страдавших от ростовщичества боярской олигархии, однако еще больше опасавшихся народных волнений, отсюда несколько консервативный характер произведения. П. дошла до нас в рукописной традиции XVII-XIX вв. Самый ранний список относится к 1-й четв. XVII в., хотя, возможно, написан на бумаге кон. XVI в. (ГПБ, Q.XVII.67, см.: Калайдович К., Строев П. Обстоятельное описание славяно-российских рукописей графа Ф. А. Толстого. М., 1826. С. 343-353). Исследователи и публикаторы XIX - нач. XX в. делили известные им списки на 3 редакции. И. П. Еремин, привлекший к исследованию 80 списков (в настоящее время их известно десятка на полтора больше), определил 6 редакций П. Из них вторая, возникшая в нач. XVII в., по всей вероятности вне Новгорода, и проникшая в состав Синодика, приобрела большую популярность и представлена 6 вариантами. Третья редакция относится к 1-й пол. XVII в. и является компиляцией первых двух. Она в кон. XVII в. (после 1677 г.) вошла в состав Великого Зерцала и была переработана в стиле его повестей, став четвертой редакцией. Пятая и шестая редакции возникают в кон. XVII и XVIII вв. Пятая перерабатывает текст 3-го варианта второй редакции в дидактическую новеллу, а шестая, основанная на тексте первой редакции, приспосабливает текст П. к подписям под лубочными картинками. П. В. Пятнов определяет краткую запись о Щиле, читающуюся в Пискаревском летописце (ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 99), седьмой редакцией и считает ее близкой к тексту сказки, записанной Д. К. Зелениным в Вятской губернии; по мнению И. П. Еремина, текст сказки сопоставим с 3-м вариантом второй редакции (см.: Зеленин Д. К. Великорусские сказки Вятской губернии // Записки русского географического общества по отделению этнографии. 1915. Т. 42. С. 282-283, № 22; Зеленин соотносил сказочный сюжет с П. о Щиле). В младших редакциях текст претерпевает в основном стилистические изменения: он заметно распространяется, в П. вводятся диалоги. Частично трансформируются и сюжетные детали: Щил, лежащий в гробу, умирает, иногда это объясняется его внезапной болезнью; изображение на стене не претерпевает изменений и становится совершенно ненужным в развич тии сюжета, а из пропасти постепенно высвобождается сам гроб Щила; подробно описано, как архиепископ Иоанн, вернувшись после заложения церкви в дом святой Софии, обратился к священным книгам, после чего и усомнился в правомочности построения церкви на ростовщические деньги. Эта сцена дала повод М. Бердникову усмотреть в авторе писца при Софийском доме, выполняющего разные поручения владыки по летописанию и переписке книг. Однако исследователь не учел, что подробность эта характерна .для поздних редакций П. В одном из вариантов второй редакции история Щила датирована 1186 г., т. е. редактор отнес ее к последнему году правления архиепископа Иоанна I; в другом варианте посадник получил имя Михаил, скорее всего потому, что редактор знал: с 1309 по 1311 г. новгородским посадником был Михаил Павшинич. Так составители редакций хотели увязать события П. с историческими реалиями. Существует предположение, что Щилов монастырь был основан не в 1310 г., а гораздо раньше, в XII в. Д. С. Лихачев обратил внимание на то, что в старшем изводе Летописи Новгородской I, представленном Синодальным списком, под 1310 г. говорится не о построении монастыря, а о постройке каменной церкви, обычно ставившейся в Новгороде на месте старой деревянной. В Синодальном списке не упоминается и Щил. В HIЛ младшего извода (списки XV в.) к тексту Синодального списка - «поставиша церковь на Дубенке Покров святыя Богородицы стяжанием роба божия Олония мниха» добавлены слова: «нарицаемого Шкила, и бысть монастырь христианом прибежище», что могло быть влиянием П., уже существовавшей при архиепископе Иоанне I (Лихачев Д. С. О русской летописи, находившейся в одном сборнике со Словом о полку Игореве // ТОДРЛ. М.; Л., 1947. Т. 5. С. 140). Известие о построении церкви Покрова Олонием без приписанного ему прозвища Щил сохранила и первая, Пространная, редакция НIIIЛ (см.: Азбелев С. Н. Новгородские летописи... С. 91, примеч. 13). П., приспосабливаясь к литературным вкусам читателей, просуществовала в рукописной традиции несколько столетий, пережив Щилов монастырь, упраздненный в 1725 г.

Изд.: ПЛ. 1860. Вып. 1. С. 21-24; Лопарев X. М. Описание рукописей Общества любителей древней письменности. СПб., 1892. Т. 1. С. 302-308; Титов А. Повести о Щиле (новгородское сказание). М., 1911; Еремин И. П. Из истории старинной русской повести. Повесть о посаднике Щиле: (Исследования и тексты) // Труды комиссии по древнерусской литературе. Л., 1932. Т. 1. С. 59-151; Гудзий Н. К. Хрестоматия по древней русской литеиатуре. 5-е изд. М., 1952. С. 213-215.

Лит.: Калайдович К. Ф. Исторический и хронологический опыт о посадниках новгородских: Из древних русских летописей. М., 1821. Дополнение. С. 303-305; Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т. 2. Древнерусская народная литература и искусство. СПб., 1861. С. 58-61; Петухов Е. В. Очерки литературной истории Синодика. СПб., 1895. С. 147-148, 220-228, 293 (ОЛДП. № 108); Витт А. де. Повесть о новгородском посаднике Щиле // ИОРЯС. 1913. Кн. 2. С. 88-114; Ключевский В. О. Боярская Дума древней Руси. 5-е изд. Пб., 1919. С. 180-181; Бердников М. Легенда о новгородском посаднике Щиле // Сборник работ студентов-выдвиженцев, аспирантов и научных работников Лен. гос. историко-лингвистического ин-та. Л., 1931. С. 111-127; Адрианова-Перетц и Покровская. Древнерусская повесть. С. 256-263; История русской литературы. М.; Л., 1946. Т. 2, ч. 1. С. 267-268, 386; Гудзий Н. К. История древней русской литературы. 4-е изд. М., 1950. С. 263-264; Назаревский. Библиография. С. 172-174; Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI века. М.; Л., 1955. С. 49-50; Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV-XV веках. М., 1960. С. 448-451; Азбелев С. Н. Новгородские летописи XVII века. Новгород, 1960. С. 91-92; Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 239-241; Пятнов П. В. Жанры новгородской литературы XIII-XV веков: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1982. С. 11-15.

М. Д. Каган

ПОВЕСТЬ О ПОСТРОЕНИИ БЛАГОВЕЩЕНСКОЙ ЦЕРКВИ ИОАННОМ И ГРИГОРИЕМ

Повесть о построении Благовещенской церкви Иоанном и Григорием - одно из литературных произведений, посвященных первому новгородскому архиепископу Иоанну. П. в ряде списков присоединена к Житию Иоанна Новгородского, но встречается и в отдельных списках («Сказание от новгородскаго летописца о Благовещенской церкви и монастыре, иже противо Аркажа монастыря. В том же Благовещенском монастыре чюдный муж Сергий поведа о том монастыре и о церкви»; «Чюдо о том же архиепископе Иоанне и о брате его Григории. Тьй же ми чюдный муж Сергий поведа о Благовещеньской церкви монастыря Благовещениа, юже създашя два брата по плоти Григорий и Иоанн, потом же оба бышя архиепископи Великому Новуграду и Пьскову»; «Ина повесть Иоанна и Григория, архиепископов новгородских чудотворцов о Благовещенском монастыри, иже близь Великого Новаграда за 3 поприща. 6687 (1172)»). П. - самостоятельное произведение, возникшее независимо от Жития Иоанна, и присоединение ее к последнему - факт дальнейшей литературной жизни обоих произведений. П. носит сказочный характер, несмотря на связь сюжета с церковной жизнью Новгорода. В тексте нет ни риторических отступлений, ни цитат из церковно-религиозных текстов. Решающую роль в событии, описываемом в П., играет божественное провидение, но рассказано об этом не как о религиозном чуде, а как о чуде сказочном. Начинается П. с сообщения о том, что Иоанн и Григорий (его мирское имя - Гавриил) - братья, сыновья благочестивых и богатых родителей. Получив по смерти родителей богатое наследство, они решают на эти средства создать монастырь в честь Благовещенья богородицы. Основав монастырь с деревянной церковью, братья надумали вместо деревянного храма возвести каменный. Когда церковь была достроена «до рамен» (до плеч), на дальнейшее строительство «не доста сребра». Братья молятся богородице о помощи. Она является им во сне и обещает помочь. И вот утром, уже «не в мечтании, но наяве», братья видят перед монастырскими воротами чудесного, сказочного коня, у которого по обе стороны золотого седла висят «два чемоданца не мала... полна суща». С трепетом берут братья «мешца она с седла оба». Конь в тот же миг исчезает, а в мешках оказывается золото и серебро. Братья достраивают храм, покупают монастырю села, сами принимают иночество и добродетельно живут в монастыре. За свою добродетельную жизнь они «един по единому» были возведены на архиепископство в Новгороде, после смерти их погребли в «соборной церкви святыя София». В конце к этому рассказу добавлено, что в Благовещенском монастыре «в церкви положен бысть архиепископ Феоктист: бе бо ис того же монастыря взят бысть на престол той великий». В основе сказочной легенды лежат действительные исторические факты: в 1170 г. Иоанн, будучи уже архиепископом, и его брат Григорий (Гавриил) основали Благовещенский монастырь с деревянной в нем церковью. В 1179 г. братья построили в монастыре каменную церковь. После смерти Иоанна (ум. 1186) по его благословению архиепископом Новгорода был избран его брат Григорий (ум. 1193). О том, когда возникла легенда о чудесной помощи братьям в построении каменной Благовещенской церкви, сказать ничего нельзя, во всяком случае - после 1179 г. Более определенно можно судить о времени создания П. Упоминание в конце П. архиепископа Феоктиста свидетельствует о том, что она была написана после 1310 г. - года смерти Феоктиста. В заглавии П. рассказчиком ее назван «чудный муж Сергий». Эта П. в ряде списков входит в подборку новгородских повестей, рассказчиком которых назван игумен Островского Никольского монастыря Сергий, духовный отец «нынешнего» игумена Спасо-Хутынского монастыря Закхея. Имя Закхея упомянуто в грамоте 1477-1478 гг. (см.: Корецкий В. И. Новгородские грамоты XV века из архива Палеостровского монастыря // АЕ за 1957 год. М., 1958. С. 450). Имя Сергия встречается в грамотах 50-70-х гг. XV в. (см.: Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949. С. 173, 175). П., таким образом, создана либо в 50-70-х гг. XV в., если считать, что впервые как литературное произведение она была записана со слов Сергия, либо ее можно датировать отрезком времени с 1310 по 1470-е гг. П. представлена единственной редакцией. В одном из списков (ГПБ, Соф. собр., № 1428, л. 436 об.-438 об., XVIII в.) к фразе о том, что Иоанн и Григорий - дети благочестивых и богатых родителей, добавлено: «...отца именем Николы, матери же Христины. И преждереченный убо брат Илия, мирское имя, сей священствовал у священномученика Власия на Волосове улице и потом бысть черноризец. И наречени убо быста во иноцех имяна им Илия - Иоанн, а Гавриил наречен бысть Григорий». В переработанном виде П. включена в основной состав некоторых редакций Жития Иоанна Новгородского, но это уже текст Жития, а не отдельной повести.

Изд.: ПЛ. 1860. Вып. 1. С. 255-256; ВМЧ. Сент., дни 1-13. СПб., 1868. Стб. 345-347; ПЛДР. XIV - середина XV века. М., 1981. С. 464-467.

Лит.: Дмитриев Л. А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII-XVIII вв. Л., 1973. С. 169-177, 286-287. См. также литературу к статье Житие Иоанна Новгородского.

Л. А. Дмитриев

ПОВЕСТЬ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ВИНОКУРЕНИЯ

Повесть о происхождении винокурения («Отчего уставися вино душепагубное»; «Легенда о происхождении винокурения») - анонимный текст, известный начиная с XVI в. Представляет собой самостоятельное развитие апокрифической легенды о Ноеве ковчеге, в которой повествуется, как дьявол наущает жену Ноя с помощью хмеля разузнать у мужа, где тот строит ковчег, и затем разрушает построенное (ср. мотив опьянения Адама и Евы в «Снискании и собрании о божестве и о твари и како созда бог человека» протопопа Аввакума). П. открывается отсылкой к легенде о Ное: пьяный бес рассказывает сатане о некоей траве, с помощью которой была прельщена «Ноева жена до потопа на Аравийских горах...». Бес обязуется сыскать эту траву и, выполнив обещание, передает тайну винокурения нищему в Палестине. Тот демонстрирует обретенное им умение царю и вельможам. П. принадлежит к жанру этиологических легенд и завершается рассказом о распространении винокурения по всему свету: «Разнесеся то пияное питие в Кесарию и Литву, и по всем царствам и странам, и потом же на кончину века сего и к нам, в русскую страну, на погибель душам християнским и на муку вечную».

Изд.: ПЛ. 1860. Вып. 1. С. 137-138; Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. Ч. 2. Народная словесность. М., 1878. С. 224-225 (Труды Этнографического отд. имп. Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Кн. 5, вып. 2).

Лит.: Буслаев Ф. Русская народная поэзия. СПб., 1861. С. 567-569; Пыпин А. Н. История русской литературы. 2-е изд. СПб., 1902. Т. 2. С. 533.

И. П. Смирнов

ПОВЕСТЬ О ПСКОВО-ПЕЧЕРСКОМ МОНАСТЫРЕ

Повесть о Псково-Печерском монастыре - рассказ о возникновении и истории Псково-Печерского монастыря, неоднократно перерабатывавшийся и дополнявшийся начиная с 1531 г. и до 1620-х гг. П. дошла до нас в большом количестве списков. В истории текста П. многое проблематично, не выявлены основные ее списки, не определены редакции, состав, время написания, авторы. Первая редакция П. была составлена в 1531 г. игуменом Псково-Печерского монастыря Корнилием. В 80-е гг. XVI в. работу продолжил Григорий, он распространил рассказ Корнилия о начальной истории Псково-Печерского монастыря легендами о Марке, первом старце Печерском, довольно обстоятельно рассказал о деятельности самого Корнилия, составил описание осады Пскова и Псково-Печерского монастыря войсками Стефана Батория в 1581 г. В конце П. Григорий в цифровой тайнописи сообщил свое имя и указал, в какое время он работал над ней: при игумене Никоне (до 1587 г.), по благословению Тихона, архиепископа Казанского (с 1583 г., до этого был игуменом Псково-Печерского монастыря). В чистом виде текст в редакции Григория встречается редко (ГПБ, собр. ПДА, № 432; ЦГАДА, ф. 181, № 470), в большинстве списков П. в редакции Григория либо сокращена (не читается тайнопись с именем автора), либо дополнена новыми главами, написанными в более позднее время. Довольно большая группа списков П. (ИРЛИ, собр. Потоцкого, № 1; ГБЛ, ф. 299, № 587; ЦГАДА, ф. 181, № 639, и др.) имеет следующий состав: к тексту в редакции Григория добавлено пять глав - «О преложении мощей начальных старцев Печерских» (рассказ о том, как в 1600 г. были переложены в новые гробницы останки Марка, Ионы и Вассы); «О крестохождении ко святой и живоначальной Троице во град Псков в неделю седьмую по Пасце по завету осадных людей в Печерском монастыре» (переписка 1601 г. между игуменом Иоакимом и Псковским епископом Геннадием об установлении крестного хода с Печерскими иконами в Псков); «О крестохождении в чину и уставе писано сице» (чин крестного хода); «Второе уложение во время глада» (описание голода 1602 г. и рассказ о крестном ходе с Печерскими иконами, встрече их священниками и псковичами в Камно, молебне «о плодех земных и теплоте солнечной»); «О монастыре» (подробное описание монастыря, всех его зданий, служб, башен, стен, ворот и т. д.). В последней главе «О монастыре» описание пещер заканчивается словами о том, что число погребенных в них «по настоящее сие по 7111 лето яко до 500 и более» (ИРЛИ, собр. Потоцкого, № 1, л. 410). Следовательно, можно предположить, что П. подобного состава была написана в 1603 г. при игумене Иоакиме и, вероятно, по инициативе и при поддержке Псковского епископа Геннадия, поскольку ему уделяется очень большое внимание при описании монастырской жизни 1600-1603 гг. В некоторых списках (ГПБ, Солов, собр., № 609/628; собр. Погодина, № 902) описание монастыря предшествует всему тексту и даже вынесено за общий заголовок П. Возможно, такой порядок глав в редакции 1603 г. первоначален. Последующие редакторы, как правило, не включают главу «О монастыре» в текст П. Вероятно, она воспринималась ими как самостоятельный и не входящий в произведение текст. Следующая группа списков (ГПБ, Эрмитажн. собр., № 484; ГБЛ, ф. 236, № 61; ф. 200, № 69, и др.) представляет собою редакцию П. с чудесами. К тексту редакции 1603 г. (но, как правило, без описания монастыря) присоединяется новая глава «О чудесех пречистыя богородицы от иконы честнаго ея Успения, иже во Псковской области в Печерском монастыре, от иконы Умиления, зовомой Владимерския» (ГБЛ, ф. 236, № 61, л. 259 об.; название в разных списках несколько варьируется). Первый этап работы над описанием чудес можно отнести к кон. 80-х гг. XVI в.: в ответ на письмо 1587 г. князя Н. Р. Трубецкого «игумен же Мелентий з братьею вопрошания ради его пишут к нему сказание о чудесех пречистыя богородица сице» (там же, л. 259 об.-260). Списки П. с описанием чудес в редакции «Мелентия з братьею» пока не выявлены. Обычно глава «О чудесех» содержит рассказ о 50-52 чудесах, последние из них датируются 1606 г., его можно считать годом составления окончательной редакции П. с чудесами. И сами чудеса, и рассказ о них традиционны; документальность, точность, конкретность описания позволяют почерпнуть из него много сведений о повседневной жизни псковичей. Глава «О чудесех» пополнялась новыми рассказами в более позднее время. Так, в списке ГБЛ, ф. 200, № 69 читаются, кроме 50, два новых чуда - 1693 и 1708 гг. В 1710 г. П. переписал псаломщик Псково-Печерского монастыря Евдоким, он же является героем и автором рассказа о чуде 1708 г. Тот факт, что книжник Псково-Печерского монастыря в 1710 г., дополняя раздел чудес, использовал текст в редакции 1606 г., еще раз подтверждает мысль о том, что П. в редакции с чудесами составлялась приблизительно в 1600-е гг. и после этого глава «О чудесех» долгое время не редактировалась и не дополнялась. В 20-е гг. XVII в. П. была дополнена главой «О нашествии иноплеменник к Печерскому монастырю» (ГПБ, Q.XVII.34; Соф. собр., № 1483), в которой рассказывается о трехмесячной защите монастыря от войск Ходкевича в 1611 г. Описание осады монастыря довольно бесхитростно и простодушно, большое внимание автор уделяет различным знамениям и чудесам, и в то же время подробно, со знанием деталей рассказывает о многочисленных штурмах монастырских стен и башен, о стойкости, мужестве монахов, воинов, простых жителей, защищавших монастырь. П. в редакции Корнилия издал Н. И. Серебрянский, научного издания других редакций нет. В книге, выпущенной Синодальной типографией и неоднократно переиздававшейся, П. напечатана по неизвестному списку, в стиле имеются явные поновления. Печатный текст П. близок редакции с чудесами, однако композиция частей совершенно иная, чем в известных рукописных списках: рассказ об истории монастыря, об осаде Пскова и монастыря войсками Стефана Батория продолжен главой «О крестохождении», она соединяет в себе рассказы о всех крестных ходах из монастыря в Псков; далее следует глава «О чудесех» с описанием шести чудес, последнее - 1589 г.; после этого идут главы «О преподобном Марке Печерском», «О преложении мощей начальных старец Печерских». Отдельно было издано описание чудес Псково-Печерских икон в редакции Евдокима 1710 г.

Изд.: Повесть о начале и основании Печерского монастыря, взята из древних летописцев, обретающихся в книгохранительнице оного монастыря. М., 1807; то же: М., 1831; Псков, 1849; Выписка из Повести о Псково-Печерском монастыре, с благословения Псковского и Порховского епископа Павла издаваемая. О чудесех пречистыя богородицы от иконы честнаго и славнаго ея Успения, иже во Псковской области в Печерском монастыре, и от иконы Умиления пречистыя богородицы, зовомой в Руси Владимерскою. Псков, 1881; Серебрянский Н. И. Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле. М., 1908. С. 545-552.

Лит.: Евгений [Болховитинов]. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина греко-российской церкви. 2-е изд. СПб., 1827. Т. 1. С. 340; Ключевский. Древнерусские жития. С. 250, 315; Строев. Словарь. С. 378-380.

В. И. Охотникова

ПОВЕСТЬ О ПСКОВСКОМ ВЗЯТИИ

Повесть о псковском взятии - рассказ о событиях 1510 г., когда в процессе централизации русских земель Псков потерял свою былую самостоятельность и подчинился власти великого князя московского; было упразднено вече, снят и увезен в Москву вечевой колокол, символ былой воли и независимости, из города были выселены 300 семей, князь Василий III назначил в Псков своих наместников и дьяков. П. дошла до нас в двух основных независимых друг от друга редакциях - московской и псковской. События 1510 г. по-разному воспринимались современниками. Автор или редактор летописной статьи 1510 г. в Летописи Псковской III (считают, что им мог быть Корнилий, игумен Псково-Печерского монастыря) с гневом пишет о коварстве Василия III и его нововведениях в Пскове, сравнивает московского князя с антихристом. Неизвестный автор П., которая читается в составе ПIЛ, придерживался иных взглядов. Никаких сведений о нем не сохранилось, но ясно, что он был псковичем, очевидцем событий. Его рассказ отличается обстоятельностью, простотой, искренностью тона. П. очень лирична, все события освещены сложными и противоречивыми авторскими эмоциями. Автор сожалеет о былой воле Пскова и не может без скорби, слез и грусти писать о конце «славы псковской». Однако его нельзя считать яростным противником московской власти, он осознает закономерность присоединения Пскова к Москве, считает Псков старинной вотчиной великих князей и вспоминает о том, что псковичи издавна клялись великим князьям следовать их воле. Он видит и вину самих псковичей и упрекает их в том, что они предались «злым и лихим поклепам и у вечьи кричанию», «а не ведуще глава, что язык глаголеть, не умеющу своего дому строити, а градом наряжати». Но и к новой княжеской власти автор относится весьма критически, хотя не обвиняет самого Василия Ивановича, считая, что в «неправде московской» повинны в основном наместники великого князя: «И у намесников и у их тиунов и у дьяков великого князя правда их, крестное целование, взлетело на небо и кривда начаша в них ходити, и быша немилостивы до пскович, а псковичи бедныя не ведаша правды московския». Автор П. обнаруживает знание многих произведений древнерусской литературы, он органично вплетает в свое повествование мотивы и образы из Библии, проповедей Серапиона Владимирского, Девгениева деяния. В самых драматических эпизодах (арест псковских послов в Новгороде, вече, на котором дьяк Третьяк Долматов излагает требования великого князя, снятие вечевого колокола, выселение псковичей) его рассказ исполнен истинного лиризма и вдохновения, особо нужно выделить плач Пскова о своей былой славе: «О славнейший во градех великий Пскове, почто бо сетуеши, почто бо плачеши? И отвеща град Псков: како ми не сетовати, како ми не плакати? Прилетел на мене многокрыльный орел, исполнь крыле нохтей, и взя от мене кедра древа ливанова, попустившу богу за грехи наша, и землю нашу пусту сотвориша, и град нашь разорися, и люди наши плениша...». Московская П. написана неизвестным автором в 10-е гг. XVI в., сохранилось несколько списков П., старший из них датируется кон. 20-х - нач. 30-х гг. XVI в. (БАН, Арханг. собр., Д. 193). Московская П. лишена того лиризма, который свойствен псковскому произведению, стиль московского автора суховат, деловит, объективен. Как считает Н. Н. Масленникова, московская П. основывается на документальных материалах, по всей видимости, автору были известны записанные жалобы князя Репни-Оболенского на псковичей и псковичей на князя, грамоты и речи псковских послов, ответы и обращения к псковичам великого князя. При изложении речей, грамот автор использует прямую речь, усиливая впечатление предельной объективности и правдивости. Событийная основа московской П. сходна с псковской, однако трактовка событий совершенно иная. В изображении псковича поступки и решения великого князя; выглядят иногда не очень благородно, не случайно псковский автор, описывая возвращение псковских послов из Новгорода, замечает: «князь великий дар их честно принял, а сердечныя никто же весть, что князь великий здумал на свою отчину». В московской П. события изображаются таким образом, что решения, речи, действия великого князя кажутся единственно возможными и целесообразными в данной ситуации. Иначе изображены и псковичи. Как справедливо отмечает Н. Н. Масленникова, московская П. свидетельствует о том, что в Пскове не было единства: «...тогда в Пскове быша мятежи, и обиды, и насилие велико черным и мелким людем от посадников псковских и бояр», московский автор прямо говорит о междоусобных бранях, в то время как псковский автор сглаживает, затеняет противоречия внутри псковского веча, между посадниками, между черными людьми и посадниками, боярами. Картина социально-политических противоречий изображена московским автором, человеком со стороны, более объективно. Существенным образом отличается реакция псковичей на происходящее, московский автор ни разу не упоминает о чувствах и настроениях псковичей, все решения и приказания великого князя они принимают как должное, не выражая никаких эмоций, самые острые моменты для псковичей - речь на вече дьяка, снятие вечевого колокола - он описывает очень кратко. П. московской и псковской редакций отразилась в русском летописании XVI-XVII вв., история ее в летописных сводах, их дополнительные источники, характер редакторской правки не изучены с достаточной полнотой. Следует особо отметить П. в составе Бальзеровского и Горюшкинского списков Летописи Софийской I, она сходна с псковской П., но более категорична в отрицательных оценках деятельности псковской администрации и нового политического устройства в Пскове. В сопоставлении с другими редакциями не изучен своеобразный текст П. по списку ГПНТБ СО АН СССР, собр. Тихомирова, № 373.

Изд.: ПСРЛ. СПб., 1848. Т. 4. С. 282-287; Псковские летописи / Пригот, к печ. А. Насонов. М.; Л., 1941. Вып. 1. С. 92-97; Вып. 2 (под ред. А. Н. Насонова). М., 1955. С. 253-259, 293-299, 300-301; Масленникова Н. И. Присоединение Пскова к русскому централизованному государству. Л., 1955. С. 185-194; Тихомиров М. Н. Описание Тихомировского собрания рукописей. М., 1968. С. 176-179; ПЛДР. Конец XV - первая половина XVI века. М., 1984. С. 364-375.

Лит.: Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства. СПб., 1863; Никитский А. И. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873; Герасимова В. И. Присоединение Пскова к Московскому централизованному государству // Учен. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. Герцена. 1948. Т. 78; История русской литературы. М.; Л., 1945. Т. 2, ч. 2. С. 401-406; Кукушкина М. В. Новый список Повести о псковском взятии // ТОДРЛ. М.; Л., 1960. Т. 16. С. 463-476.

В. И. Охотникова

ПОВЕСТЬ О РАЗГРОМЕ НОВГОРОДА ИВАНОМ ГРОЗНЫМ

Повесть о разгроме Новгорода Иваном Грозным (в раннем варианте: «О приходе царя и великого князя Иоанна Васильевича и како казнил Великий Новъгород, еже оприщина и разгром имянуется») - летописная повесть, рассказывающая об одном из трагических эпизодов правления Ивана Грозного, о Новгородском походе 1570 г. Воспользовавшись слухом о желании новгородцев во главе с архиепископом Пименом предаться польскому королю Сигизмунду-Автусту, Иван IV в январе 1570 г. отправился с карательной экспедицией в Новгород во главе опричного войска. Сначала ограблению подверглись новгородские и окрестные монастыри, белое новгородское духовенство, затем обвинения были предъявлены Пимену, после службы и трапезы была конфискована владычная казна, драгоценная церковная утварь, иконы, алтарные Корсунские ворота; той же участи подверглась казна, иконы, колокола новгородских церквей. Конфискации сопровождались пытками и казнями новгородцев. Кроме духовенства пострадали представители приказной администрации, дворяне, купцы. Были разграблены дома посадских людей, новгородский торг; то, что нельзя было увезти, опричники сжигали. Погром был диким и бессмысленным: опричники ломали в домах ворота и окна, в деревнях убивали скот. П. говорит о гибели нескольких десятков тысяч новгородцев, хотя цифра эта явно преувеличена. Архиепископ Пимен был арестован, увезен в Александровскую слободу; после суда с него был снят сан и он был отправлен в заточение. П. представляет собой историческое произведение, написанное новгородцем, осуждающим царя. Однако царский гнев автор с самого начала объясняет клеветой: «Наущением зломысленных богоотступников и злых человек вложиша во ум и во уши царевы неприязненныя и сопротивныя глаголы, изменныя на архиепископа новгородского Пимина и на его владычных бояр, и на лутчих людей посадских и именитых, еже о предании Великого Новаграда иноплеменным...». Владея стилем лаконичного делового повествования, неизвестный новгородец выступает и искушенным писателем, умело рисующим сцены погромов и казней. Дважды вводит он в рассказ речи Ивана Грозного (гневную, обращенную к встречавшему его на мосту Пимену, и примирительную, к уцелевшим новгородцам). Историки начиная с Н. М. Карамзина использовали П. в качестве достоверного источника при описании разгрома Новгорода в 1570 г. Действительно, рассказ П. подтверждается записками иностранцев-современников - Г. Штадена, А. Шлихтинга, И. Таубе и Э. Крузе, показаниями официального Синодика Ивана IV, другими документами. Значение этого события для судьбы Новгорода и истории Московского государства оценивалось по-разному. Р. Г. Скрынников считал основной целью похода пополнение истощенной войной царской казны и сведение счетов с отдельными политическими противниками, сторонниками князя Владимира Старицкого; что касается политической самостоятельности Новгорода, то она была уже ликвидирована после походов Ивана III и официального присоединения Новгорода к Московскому государству. А. А. Зимин придавал этому событию более широкий политический смысл, видя в нем осуществление мероприятий по уничтожению последних уделов в Московском государстве; по его мнению, только после разгрома 1570 г. Новгород из соперника Москвы превратился в рядовой город Русского централизованного государства, всецело подчиненный московской администрации. Текст П. существует в двух редакциях - Краткой и Протранной. Все дальнейшие модификации текста П. основаны на этих редакциях; первоначальный текст дошел до нас в составе Новгородских летописей - Новгородской Уваровской (НУвЛ) и созданной на ее основе НIIIЛ (70-е гг. XVII в.). По определению С. Н. Азбелева, П. вставлена в летописный текст. Действительно, перед ней в летописях уже кратко сообщается о походе Ивана Грозного, а затем это же событие подробно изложено П. Так как основная часть НУвЛ датируется кон. XVI в., то и саму П. можно датировать 80-90-ми гг. XVI в. Ее автор мог быть очевидцем события или писать со слов очевидца В НIIIЛ читается тот же текст с небольшими отличиями: так, в НУв не сказано, в какой монастырь был заточен Пимен, а в НIIIЛ этот монастырь назван. Следующий этап в истории текста П. связан с Новгородской Забелинской летописью (НЗабЛ - 80-е гг. XVII в.), созданной на основе НIIIЛ. В тот же краткий текст П. вставлены летописные фрагменты, читающиеся в НУвЛ и НIIIЛ перед П., - об убийстве князя Владимира Старицкого, о гибели в Тверском Отрочем монастыре опального митрополита Филиппа II и разгроме Твери, об убийстве игумена Антониева монастыря Галасия, о снятии со святой Софии большого «пиминовского» колокола и отсылки его в Александровскую слободу. Эти фрагменты в НЗабЛ читаются только внутри П., при этом разбивают единое изложение текста Краткой редакции. Другой особенностью Забелинской редакции П. является дважды приведенное начало - известие о том, что царь послал в Новгород «наперед себя изгоном предний полк». Все это указывает на вторичность текста Забелинской редакции по сравнению с Краткой. Замысел редактора понятен: он стремился включить П. в летописное изложение, вставив в нее в хронологическом порядке другие события. При этом убийство Владимира Старицкого попало под 6 января 1570 г., в то время как оно произошло до похода царя в Новгород - 9 октября 1569 г. Нельзя согласиться с С. А. Морозовым, считающим Забелинскую редакцию П. первой, полной, а Краткую - второй, Сокращенной (по его терминологии). Искусственность такого построения тем более наглядна, что наличие летописных фрагментов в более ранних, чем Забелинская, летописях - НУвЛ и НIIIЛ С. А. Морозов объясняет выведением их из текста П. Не избежал исследователь и других противоречий, например, датируя Забелинскую редакцию П. по НУвЛ, в которой читается не Забелинская, а Краткая (по Морозову - Сокращенная) редакция П. По-видимому, в Новгороде после похода Ивана Грозного возникло предание, стремящееся отвести от новгородцев подозрение в измене. Клеветником в нем был изображен некий Петр Волынец, изготовивший подложную челобитную новгородцев польскому королю. Возможно, что в основе этой легенды и лежал какой-то реальный факт (В. Б. Кобрин обнаружил в описи Царского архива запись о челобитной, поданной в ноябре 1569 г. на «Петрово имя Большеного»; см. рецензию В. Б. Кобрина на кн. «Описи Царского архива XVI века...» - ВИ. 1962. № 4. С. 146). Легенда о Петре Волынце опубликована А. Ф. Бычковым по Летописцу XVIII в. Николо-Дворищенского собора (Новгородские летописи. С. 468-469). В списке кон. XVIII в. БАН, 17.8.25 рассказ о Петре Волынце соединен с П. Забелинской редакции, образовав текст, названный С. А. Морозовым Фольклорной редакцией. Рукопись БАН представляет собой особый вид Новгородской Погодинской летописи (НПогЛ), следующей в генеалогии новгородских сводов за НЗабЛ; особенностью этого списка являются обширные вставки, к которым, вероятно, относится и Фольклорная редакция П. (в основных видах НПогЛ рассказа о походе Ивана Грозного на Новгород нет). Возможно, на возникновение Фольклорной редакции повлияла связь НПогЛ с Летописцем Николо-Дворищенского собора, прослеженная С. Н. Азбелевым (см.: Азбелев С. Н. Новгородские летописи... С. 126). Таким образом, модификации П., основанные на тексте Краткой редакции (Краткая - Забелинская - Фольклорная), соответствуют генеалогии Новгородских летописных сводов кон. XVI-XVII вв. (НУвЛ - НIIIЛ - НЗабЛ - НПогЛ). Пространная редакция П. основана на тексте Краткой редакции. Она предваряется обширным традиционным вступлением и распространяет стилистическими дополнениями текст Краткой на всем его протяжении. Стилистическое распространение коснулось и этикетного титулования Ивана Грозного, что было расценено А. С. Морозовым как «приглушение» обвинительных антицарских мотивов. Дополненная эпизодами из Жития Филиппа митрополита Пространная редакция включена в свод Никона 1652 г. (этот вид текста назван А. С. Морозовым Компилятивной редакцией). По предположению А. Н. Насонова, в своде Никона был использован Новгородский летописец кон. XVI в., отразившийся в рукописи ГИМ, Музейск. собр., № 3058 (Насонов А. Н. История русского летописания XI - начала XVIII века. М., 1969. С. 483). Таким образом, и Пространная, и Компилятивная редакции также скорее всего новгородского происхождения. Один из ранних списков Пространной редакции датируется В. И. Бугановым 10-20-ми гг. XVII в. (ЛОИИ, к. 238, колл. Лихачева, оп. 1, № 11 - см.: Буганов В. И. Повесть о победе над крымскими татарами в 1572 г. // АЕ за 1961 г. М., 1962. С. 259-275). Не исключено, что и сама Пространная редакция возникла на рубеже XVI и XVII вв. П. была широко распространена в древнерусской письменности. С. А. Морозов зафиксировал свыше 80 списков разных ее редакций в составе летописных сводов, исторических сборников, в Латухинской Степенной книге.

Изд.: ПСРЛ. СПб., 1841. Т. 3. С. 254-262; Новгородские летописи. СПб., 1879. С. 337-345, 393-404; Изборник. Сборник произведений литературы Древней Руси / Публ. и коммент. Ю. К. Бегунова. М., 1969. С. 477-483, 764-765.

Лит.: Маркс К. Обзор истории Скандинавии и России до начала Тридцатилетней войны // Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. М., 1946. Т. 8. С. 165; Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1821. Т. 9. С. 145-146, 148-152, примеч. № 288-291; Соловьев С. История России с древнейших времен. М., 1856. Т. 6. С. 226-229; Азбелев С. Н. Новгородские летописи XVII века. Новгород, 1960. С. 5, 30, 82, 126, 260; Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 293-305; Скрынников Р. Г. 1) Опричный террор // Учен. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена. 1969. Т. 374. С. 25-76; 2) Иван Грозный. М., 1975. С. 145-160; Крупп А. А. Предания о времени Ивана Грозного. 1. Предания об опричнине // Русский фольклор. Л., 1976. Т. 16. С. 208-213; Морозов С. А. 1) Обзор списков редакций Повести о пленении Великого Новгорода Иваном Грозным // АЕ за 1977 год. М., 1978. С. 268-274; 2) Летописные повести по истории России 30-70-х гг. XVI века: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1979. С. 19-24.

М. Д. Каган

ПОВЕСТЬ О РАЗОРЕНИИ РЯЗАНИ

См.: Повести о Николе Заразском

ПОВЕСТЬ О РОПАТЕ

См.: Повесть о варяжской божнице

ПОВЕСТЬ О СМЕРТИ ВАСИЛИЯ III

Повесть о смерти Василия III - летописная повесть о болезни и последних днях великого князя Василия III Ивановича в 1533 г. Первоначальная версия П., составленная вскоре после смерти Василия, читается в Летописи Новгородской Дубровского, Воскресенском списке Летописи Софийской II и Летописце Постниковском. Здесь содержится ряд живых деталей, несомненно записанных свидетелем болезни и смерти князя. Описывается болезнь Василия («мала болячка на левой стране на стегне... в булавочную голову», приведшая к заражению крови), предсмертный разговор князя с врачом «Миколаем» (Николаем Булевым), признавшим болезнь Василия III «непособной» (неизлечимой), и его прощание с малолетним сыном - будущим Иваном Грозным. Рассказ был составлен в правление вдовы Василия Елены Глинской (управлявшей за малолетнего Ивана IV), и ей приписывалась в нем особо почетная роль: великий князь поручал ей управление «по достоянию, как прежним великим княгиням». В совсем ином свете выступали те лица, которые попали при Елене в опалу, - ее дядя Михаил Глинский, брат Василия Андрей Иванович и другие. В предсмертной речи, содержащейся в П., князь напоминает своим приближенным, что Михаил Глинский «человек к нам приезжей», и требует от него беспредельной преданности малолетнему Ивану IV и великой княгине; Андрей Иванович пытается воспрепятствовать пострижению в монахи умирающего князя (за что его сурово осуждает митрополит Даниил). Заканчивается рассказ описанием вынесения тела умершего Василия III и лишившейся сознания великой княгини. П. подверглась значительному сокращению и переделке в Летописи Воскресенской - своде 1542 г., составленном после смерти Елены - в правление Шуйских. Из предсмертной речи Василия III были исключены упоминания о важной роли, которую он предназначал своей вдове; вместо этого великий князь, передавая скипетр сыну, прославлял своих бояр и говорил об их неизменной верности своим государям. За описанием смерти Василия III следует здесь рассказ об измене его брата Юрия, где говорится, как Юрий сразу после смерти великого князя стал подговаривать боярина Андрея Шуйского изменить малолетнему государю; Шуйский, напомнив Юрию о присяге, данной умирающему князю, с негодованием отверг это предложение; вероломный Юрий подвергся заслуженной каре. Новым переделкам П. (в краткой версии) подверглась в Летописце начала царства, составленном в 50-х гг. XVI в. и включенном в Патриарший список Летописи Никоновской. В отличие от большинства летописей Летописец начала царства излагал не всю русскую историю, а лишь историю царствования Ивана IV и начинался он рассказом о смерти Василия III. Основанный на Воскресенской летописи, новый вариант, однако, отвергал ее пробоярские тенденции: из речи Василия, благословляющего сына на царство, были исключены похвалы боярам и вставлено упоминание, что отец вручил малолетнему Ивану IV вместе со скипетром венец и диадемы Мономаха; были вновь включены похвалы Елене. Существенно изменилось в Летописце начала царства и описание междоусобной борьбы после Василия III: виновниками ее оказывались теперь те самые Шуйские, которые прославлялись в предшествующей версии. После опалы Адашева в нач. 60-х гг. XVI в. была составлена новая редакция Никоновской летописи (а также «свод 1560 г.», отразившийся в Летописи Львовской), где текст П. из Летописца начала царства был снова заменен текстом из Воскресенской летописи (с осуждением Юрия и прославлением А. Шуйского). И наконец, последняя переработка П. содержится в Царственной книге, которая должна была завершить Летописный свод Лицевой. Составитель Царственной книги вернулся к пространной редакции П., помещенной в Новгородской летописи Дубровского, Постниковском летописце и Софийской II летописи по Воскресенскому списку. Однако в отличие от первоначальной версии пространной редакции предсмертные речи Василия III имели здесь развернутый и этикетный характер; умирающий князь говорил о необходимости «держать» руку православных христиан «высоко» не только над «бесерменьством», но и над «латыньскими» (это было, очевидно, связано с начавшейся уже Ливонской войной); обширное дополнение было посвящено также регалиям Мономаха, которые умирающий князь вручал сыну. Из Воскресенской летописи были включены известия, направленные против братьев Василия III - Андрея и Юрия (ставшие актуальными в связи с преследованием сына Андрея - Владимира Андреевича). Особый интерес составителя Царственной книги к рассказу о болезни Василия III был связан, очевидно, с тем, что в конце этой летописи был помещен аналогичный рассказ о болезни в 1533 г. Ивана IV, требовавшего от бояр присяги своему малолетнему сыну. Кроме летописей, пространная редакция П. была включена также в Степенную книгу (в сокращенном виде) и в Великие Минеи Четии. Высокие художественные достоинства П., богатство живых деталей неоднократно привлекали к ней внимание исследователей. Советская писательница В. Ф. Панова положила этот памятник в основу своей исторической повести «Кто умирает?» (Панова В. Лики на заре. М.; Л., 1969. С. 204-239). Далее в разделе Изд. отмечаем издания: I - первоначальной версии пространной, II - поздней версии, III - краткой редакции П.

Изд.: I. ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6. С. 267-276; Л., 1925. Т. 4, вып. 2. С. 552- 564; М., 1978. Т. 34. С. 18-24; ПЛДР. Середина XVI в. М., 1985. С. 18-47; II. ПСРЛ. СПб., 1904. Т. 13. С. 409-420; СПб., 1913. Т. 21, 2-я пол. С. 612-615; М., 1965. Т. 29. С. 117-128; III. ПСРЛ. СПб., 1859. Т. 8. С. 285-286; СПб., 1904. Т. 13. С. 75-79 (левая колонка - «Летописец начала царства», правая - новая редакция Никоновской); М., 1965. С. 9-11.

Лит.: Пресняков А. Е. Завещание Василия III // Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову. Пб., 1922. С. 72-77; История русской литературы. М.; Л., 1946. Т. 2, ч. 1. С. 448-449; Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л., 1970. С. 436-437; Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. М., 1972. С. 390-395; Морозов С. А. Повесть о смерти Василия III // Теория и практика источниковедения и археографии отечественной истории. М., 1979. С. 61-77.

Я. С. Лурье

ПОВЕСТЬ О СОЗДАНИИ И ПОПЛЕНЕНИИ ТРОЙСКОМ

Повесть о создании и попленении Тройском - повесть, рассказывающая о событиях Троянской войны и созданная, вероятнее всего, составителем первой редакции Хронографа Русского на основе двух источников: рассказа о Троянской войне в Хронике Константина Манассии (главы «Зде поведует, како вечернии елини и восточнии междусобнуя рать сътвориша велику некогда») и южнославянского перевода повести о Троянской войне: текст ее под заглавием «Повести о известованныих вещей еже о кралех причя и о рождених и пребываних» (в литературе повесть именуется обычно «Притча о кралех») известен в составе Ватиканского и Софийского списков болгарского перевода Хроники Константина Манассии. (Он издавался в составе текста Хроники, а также отдельно, см., например: Веселовский А. Н. Из истории романа и повести. Материалы и исследования. Вып. 2. Славяно-романский отдел // СОРЯС. 1888. Т. 44, № 3. С. 25-121). Искусно соединив в цельное повествование фрагменты из обоих текстов, древнерусский книжник создал свой самостоятельный рассказ о событиях Троянской войны. Повествование начинается рассказом об основании Трои, затем излагается история Париса (в П. он именуется Александр Фариж) и похищения Елены, описывается поход греков на Трою, осада и взятие города, сообщается о последующей судьбе героев (по этой версии Менелай отрубает головы Елене и Парису). П. вошла в состав 106-й главы Хронографа редакции 1512 г.; она читается также в составе Хронографа Западнорусской редакции и Хронографов редакции 1599 и 1601 гг. В редакциях Русского Хронографа XVII в. эта П. была заменена другим рассказом о Троянской войне, восходящим к Хронике Мартина Бельского (Повестью о златом руне волшебного овна). Известно несколько списков П. в составе рукописных сборников XVII-XVIII вв., куда она была выписана из хронографа. Кроме того, П. вошла в состав первого тома Летописного свода Лицевого (ГИМ, Музейск. собр., № 358, л. 1003-1028 об.), где она соседствует с другим памятником, посвященным рассказу о событиях Троянской войны, - переводом «Троянской истории» Гвидо де Колумна. П. была наиболее распространенным в древнерусской литературе произведением по мотивам Троянского эпоса (помимо названных произведений см. также Хронику Иоанна Малалы).

Изд.: Пыпин А. Н. Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских. СПб., 1857. С. 50-56, 306-316; Русский хронограф. Хронограф редакции 1512 года // ПСРЛ. СПб., 1911. Т. 22, ч. 1. С. 218-224; Русский хронограф. Хронограф Западнорусской редакции // ПСРЛ. СПб., 1914. Т. 22, ч. 2. С. 37-43; Троянские сказания: Средневековые рыцарские романы о Троянской войне по русским рукописям XVI-XVII веков / Подгот. текста и ст. О. В. Творогова; Коммент. М. Н. Ботвинника и О. В. Творогова. Л., 1972 (сер. «Литературные памятники»).

Лит.: Попов А. Обзор хронографов русской редакции. М., 1866. Вып. 1. С. 124-126; Адрианова-Перетц и Покровская. Древнерусская повесть. С. 118-123; Назаревский. Библиография. С. 162-163; Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л., 1970. С. 277-281.

О. В. Творогов

ПОВЕСТЬ О СТАРОМ МУЖЕ И МОЛОДОЙ ДЕВИЦЕ

Повесть о старом муже и молодой девице - анонимный памятник, созданный не позднее кон. XVI в. (в «Хрестоматии по древней русской литературе» Н. К. Гудзия П. ошибочно отнесена к XVII в.). История текста изучена недостаточно. Следует различать две редакции этого произведения - старшую и младшую, сложившуюся в XVII в. и подхваченную низовой народной литературой (лубочные повести «О женатом волоките», «Седина в бороду, а бес в ребро»). Старшая редакция (опубликована В. Н. Перетцем) отличается назидательным характером, комическое начало в ней проявлено слабо; младшая редакция (издана X. А. Лопаревым) насыщена просторечной лексикой и вульгаризмами, обнаруживает текстуальные совпадения с повлиявшим на нее Сказанием о молодце и девице. П. построена в форме диалога-перебранки между сватающимся стариком и отказывающейся «содеяти утеху» с ним «прекрасной девицей». Отвергая посулы жениха, девица советует ему задуматься о «будущем веце» - спасти душу постом, раздать золото нищим и убогим, отпустить на свободу рабов, самому постричься в монахи и угрожает семейными неурядицами, если брак все же состоится. Не внемля предостережениям, любвеобильный старец вступает в брак, который оказывается несчастливым: «Стару молода жена - людям корысть, а тебе напасть, и старость, и сухота, и безвечие». В концовке младшей редакции П. - иное чтение: неудачливый жених «три года бегал да удавился». Диалог, который ведут персонажи П., развертывается таким образом, что в величальных репликах жениха невеста сопоставляется с символами гармонического единства («словеса сия сложила, аки древа листием украсила»), тогда как в ответах героини ее партнер объединяется с разнообразными символами отверженности, одиночества и болезни: «...а тебе у меня, старому смерду, спать на полу или на кутнике на голых досках с собаками, а в головы тебе из под жернов дресваной (т. е. в мелких трещинах, нечистый) камень (...) а тебе, старому смерду, поберещенной (по-видимому, производное от «береста») роже, неколотой потылице, жаравной шее, лещевым скорыньям («скорынья» - челюсть)... понырой свинье, раковым глазам, подхилому гузну, опухлым пятам, синему брюху (...), сидел бы ты на печи (ср. образы печи и золы в сказочном и былевом фольклоре в связи с присутствующими там мотивами социально обездоленного героя), чтобы у тебя, смерда, в шее скрыпело, а в роте храпело, а в носе сопело, а в гузне шипело, жил бы ты, что жук в г..., что желна в дупле, что черв за корою, что сверчок за опечью...». По существу диалог представляет собой чередование двух стилистических фигур - гиперболы (преувеличение возможностей, которыми располагает жених) и литоты (умаление этих возможностей невестой). Реплики, которыми обмениваются старик и девица, пронизаны прихотливыми звуковыми повторами: «Аще ли уноша убог будет, ино бог богат своею милостию...»; «...а в место тебе место старому смерду, мостолыга старые коровы, и та недоварена...». Элементы канонического свадебного обряда подвергаются в П. комической переоценке, снижению. Если в свадебных величаниях жених и невеста обычно именуются «князем» и «княгиней», то в П., напротив, девица называет сватающегося к ней героя «старым смердом» (в старшей редакции памятника слышны отзвуки и других обрядов, например ритуала «подогревания покойника»: «Твою плот разжизает теплость творити, аки мертву, и вся уды твоя ослабеют: тогда начнешь тужити и плакати от безумия своего...»). В целом П. может быть понята как реализация подспудно содержащейся в ней архаической метафоры свадьба - битва, переведенной в план словесного поединка героев (эта метафора в такой же модификации известна и былевому эпосу, охотно обращающемуся к мотиву брачных состязаний). Комическая тема «неравного брака», введенная в русскую литературу П., повторялась затем в словесном искусстве неоднократно (ср. хотя бы сватовство Степана Трофимовича Верховенского в «Бесах» Достоевского; ср. также жанровую живопись Федотова).

Изд.: ПЛ. 1860. Вып. 2. С. 453-454; Лопарев X. Сказание о молодце и о девице: Вновь найденная эротическая повесть народной литературы. СПб., 1894. С. 10-11, 25-28 (ПДП. № 99); Перетц В. Н. Из истории старинной русской повести // Университетские известия. Киев, 1907. № 9. Прил. С. 77-83.

Лит.: Перетц В. Н. 1) Отчет об экскурсии семинария русской филологии в С.-Петербург 13-28 февраля 1911 года. Киев, 1912. С. 46-47; 2) Отчет об экскурсии семинария русской филологии в Москву 1-12 февраля 1912 года. Киев, 1912. С. 6-7, 46-47.

И. П. Смирнов

ПОВЕСТЬ О СТАРЦЕ, ПРОСИВШЕМ РУКИ ЦАРСКОЙ ДОЧЕРИ

Повесть о старце, просившем руки царской дочери - один из наиболее ранних памятников русской беллетристики (светского сюжетного повествования). В основе П. лежат два популярных фольклорных сюжета: новеллистическая сказка о женитьбе на царской дочери (ср. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка. Л., 1979. № 862-Аарне-Андреев, *8411) и волшебная сказка о духе в бутылке (№ 331). В П. рассказывается, как некий старец был смущен словами Евангелия от Матфея: «Толците - отврьзется вам, просите - дастъся вам, ищете - обрящете». Он добрался до царских врат и толкнул дверь; царь пустил его. Обрадованный подтверждением первой части евангельских слов, старец просит царя дать ему дочь в жены. После однодневного размышления царь не отказывает старцу в его просьбе, но предлагает добыть сперва «камень драгый самоцветной». В пещере мертвого отшельника в Лукоморье старец находит стеклянный сосуд, в котором «нечто борчит, акы муха». В сосуде оказался бес, запечатанный положенным сверху крестом (мотив, встречающийся и в житийной литературе). Старец согласился выпустить беса из сосуда, если тот пообещает ему добыть из моря драгоценный камень. Бес, ставший огромным, бросился в море, вынес камень и отдал старику. Испытание, задуманное старцем, тем самым как будто заканчивается; евангельские слова подтвердились; но П. этим не заканчивается - она продолжается в соответствии с сюжетом волшебной сказки. Старец спрашивает беса, может ли он опять уменьшиться, чтобы залезть в сосуд, - бес уменьшился и вскочил ему на ладонь; старец снова запечатал его крестом. Конец П. оказывается неожиданным для читателя. Верный обещанию царь, получив от старца драгоценный камень, соглашается отдать ему свою дочь, но старец отказывается: он хотел только проверить верность евангельских слов. Он оставляет царю и драгоценный камень, и дочь и возвращается в пустынь. П. дошла до нас в нескольких редакциях. Древнейшая ее редакция - краткая (по классификации Н. Н. Дурново) - сохранилась в единственном списке ГПБ, Соф. собр., № 1478, составленном не позднее 1-й трети XVI в.; наиболее вероятная дата написания П. - кон. XV в. Фольклорное происхождение предопределило ряд стилистических особенностей П. В отличие от большинства письменных памятников того времени в П. действуют анонимные персонажи, не претендующие на историчность. Речи действующих лиц лаконичны и непосредственно связаны с действием. «Царю господине! есть у тебя дщи - дай ми ее!», - просит герой П. - старец. «На утрие ответ дам ти, старче», - столь же лапидарно отвечает царь. «Дщи твоа тебе, и камень драгый тебе», - заявляет старец в заключение П. Необычное поведение старца - его сватовство к царской дочери - в краткой редакции в соответствии с принципами сказочной поэтики никак не мотивируется. Все это никак не соответствовало дидактическим принципам обычных в духовной литературе «полезных повестей». Дальнейшая судьба П. предопределялась ее литературным своеобразием. От XVI в. кроме Софийского не дошло больше ни одного списка П. Две последующие редакции - обычная и сводная - относятся к XVII и следующим векам; пространная редакция представлена только списками XIX в.; в XIX в. был записан также ряд устных версий П. Редакторы XVII и последующих веков пытались устранить необычные черты П., усилить этикетные черты и придать ей традиционный учительный, дидактический характер. Они дали имена анонимным героям: в обычной редакции старец стал именоваться «преподобным Варлаамом», царь - Феодосией, и даже бес получил имя Телокх (или Геяокх). Получило разъяснение и странное сватовство старца к царевне: в обычной редакции царь выражал удивление по этому поводу: «Искушавши мя, что сия глаголеши, яко неудобно есть чернецу женитися»; в сводной и пространной редакциях старец тут же цитирует Евангелие, лишая тем самым сюжет его загадочности и занимательности. В краткой редакции бес, как и положено в сказке, был одурачен; в обычной редакции он заранее догадывался, для чего старец (уже получивший сокровище) просил его уменьшиться: «Что мя искушавши, старче? Хощеши мя опять в корчагу сию вогнати?», - спрашивает он и тем не менее, хотя и постепенно, засовывая руки, ноги, голову, влезает в корчагу. «Старец мя обманул и в корчагу по пояс уже посади», - замечает бес, но продолжает влезать. В пространной редакции была сделана даже попытка справедливого разрешения коллизии между сдержавшим свое обещание бесом и коварным старцем: вернувшись в пустынь, старец обращается с молитвой о прощении заточенного беса: «Аз, грешный, ...кляхся ему свободити его, но и он, прелестник, ... клятву свою не преступил, а я того беса в ковчеге паки загородил...». Ходатайство старца возымело действие. «...услышана бысть молитва твоя перед богом», - сообщают ему. Вопрос об авторстве и о месте создания П. также не исследован.

Изд.: Дурново Н. Н. Легенда о заключенном бесе в византийской и старинной русской литературе. Ч. 3. Повесть о старце, просившем руки царской дочери // Древности. Труды Славянской комиссии Московского археологического общества. М., 1907. Т. 4, вып. 1. С. 103-152, 322-326; ПЛДР. Конец XV - начало XVI в. М., 1984. С. 48-51; Коммент. С. 674-675.

Лит.: Дурново Н. Н. Повесть о старце, просившем руки царской дочери // Новый сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В. И. Ламанского. СПб., 1905. С. 344-357; Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л., 1970. С. 361, 375-376, 384-385; Демкова Н. С. Принципы сюжетной организации текста в повествовательной литературе XVII в. // Вопросы сюжета и композиции. Межвузовский сборник. Горький, 1984. С. 33-41.

Я. С. Лурье

ПОВЕСТЬ О ТЕМИР-АКСАКЕ

Повесть о Темир-Аксаке - одно из произведений, посвященных борьбе русского народа против монголо-татарских завоевателей. Рукописная традиция донесла до нас около 200 списков произведения XV-XIX вв. Интерес читателей к произведению объясняется его сюжетным своеобразием. С одной стороны, это - воинская повесть, рассказывающая о первой бескровной победе русских войск после страшного Тохтамышева разорения, с другой - сказание о чуде иконы Владимирской богоматери, спасшей столицу Русского государства от нашествия жестокого азиатского завоевателя Тимура. Несмотря на эту особенность произведения, еще в дореволюционной историографии его относили к жанру повестей. Так оно определяется в большинстве списков: «Месяца августа 26, внегда великое паче надежда избавление наше бысть преславным образом богоматере от нашествия безбожных агарян. Повесть полезна, от древняго списания сложена, являющи преславного бывшего чюдеси о иконе пресвятыя богородици, егда нарицается Владимерьская, како прииде от града Владимеря в боголюбивый град Москву и избави нас и град наш от безбожного и зловернаго царя Темирь-Аксака» (ГБЛ, собр. МДА, ф. 173, разд. III, № 54/86. Торжественник кон. XV в. гл. 414 об.-417). Но встречаются варианты, где П. именуется и сказанием, и словом: «Месяца августа 26 день. Чюдо от иконы пресвятыя девы владычицы нашея богородицы и присно девы Мария. Внегда великое и паче надежды избавление наше бысть преславным образом от нашествия безбожных агарян, от Темирь-Аксака в лето благочестиваго и великаго князя Василья Дмитреевича. Сказание о Темиръ-Аксаце, откуда бысть» (ГПБ, ОСРК, Q.I.1126. Сборник 3-й четв» XVII в., л. 17-26 об.); «Месяца августа в 26 день. Слово на стретение чюдотворныя иконы Владимирския, юже списа Лука евангелист» (ЦГАДА, собр. МГАМИД, ф. 181, № 740. Сборник слов, поучений, сказаний кон. XVII в., л. 45 об.; см. также название П. в Летописном своде Московском великокняжеском кон. XV в. - ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 222). Есть списки П. с кратким вступлением, как например в Летописи Вологодско-Пермской: «Месяца августа в 26 день. Чюдо, бывшее на встретение иконы святые богородицы, нарицаемыа Владимерские» (ПСРЛ. М.; Л., 1969. Т. 26. С. 242), но в большинстве летописных списков П. вступление отсутствует (см. в Летописях Типографской, Софийской II, Прилуцкой, Холмогорской и др.). Многочисленные списки произведения один из последних его исследователей В. П. Гребенюк делит на 11 редакций. Из них он особо выделяет две первоначальные редакции А и Б. Следуя классификации исследователя, к редакции А относим летописные (рассказ в Летописях СII, Львовской, Холмогорской, Тверской, Духовно-Академическом списке Типографской) и более ста нелетописных списков П.; к редакции Б - только летописные списки П. в составе Летописей Софийской I по списку Царского, Московского летописного свода, Воскресенской, Пискаревской, Ермолинской, Уваровской, Прилуцкой и Летописном своде Сокращенном 1493 г. Самостоятельные редакции образуют: Типографская П. (читается в списках Типографской летописи, кроме Духовно-Академического, в Летописи Устюжской и в рукописных сборниках); Вологодско-Пермская П, (читается в Вологодско-Пермской летописи и в рукописных сборниках); Хронографическая П. (читается в Хронографе Русском, Летописи Никоновской под 1392 г. и в рукописных сборниках); Никоновская П. (читается в Никоновской летописи под 1395 г. и в рукописных сборниках). Выделяются кроме того сокращенный и проложный варианты П. (в рукописных сборниках). О времени создания П. существует несколько мнений. И. И. Срезневский датировал ее 1-й пол. XV в. А. А. Шахматов пришел к выводу, что произведение создавалось для свода митрополита Фотия, составленного в 1418-1423 гг. Вплотную к событиям 1395 г. приблизил появление П. С. К. Шамбинаго, считая, что она возникла в кон. XIV в. Разделяя основные выводы своего предшественника, Н. И. Тотубалин, а впоследствии и Б. Н. Путилов отодвинули датировку П. к нач. XV в. Сопоставив все известные ему летописные повествования о Тимуре, Л. В. Черепнин выделил две версии произведения. С первой, более ранней, он: связывал рассказ Ермолинской и Воскресенской летописей, полагая, что П., читающаяся в первой летописи, появилась сразу после похода Тимура, а П. во второй - в 1-й пол. XV в. Создание второй версии произведения, сохранившейся в СIIЛ, Львовской и Типографской летописях, исследователь относил не ранее чем к сер. - 2-й пол. XV в. Тем самым автор первым указал на существование двух редакций П. В. П. Гребенюк назвал их первоначальными редакциями Б и А и уточнил время их появления. По его мнению, редакция А была создана между 1402-1408 гг., а редакция Б - не позднее 1408 г. для Летописи Троицкой. Этот вывод исследователя принимает В. В. Колесов, на него ссылается и Л. А. Дмитриев. Однако литературная история произведения противоречит заключению В. П. Гребенюка. При сопоставлении текстов П. выявляется вторичность редакции А и первичность редакций Б и Типографской. В Троицкой летописи, как показывают сходные с ней Летопись Симеоновская, Летописцы Рогожский и Владимирский, П., вероятнее всего, не было, и о нашествии Тимура упоминалось только в краткой записи. Это подтверждают летописи, ближе всего расположенные к Троицкой, в которых П. отсутствует (Летописи Московско-Академическая, СIЛ старшего извода). По-видимому, впервые П. в виде краткого рассказа появилась в летописном памятнике, созданном в промежутке между 1408-1446 гг. (Жучкова И. Л. «Повесть о Темир-Аксаке»... С. 106, 107). В 70-80-х гг. XV в. создаются основные редакции произведения: расширенный вариант П. (редакция Б) для Летописного свода Московского великокняжеского 1479 г., на его основе - Типографская редакция, которая перерабатывается и сокращается составителем редакции А. Выводы В. П. Гребенюка о политической направленности произведения, как и датировка ранних редакций, являются спорными. Исследователь считает, что редакция А возникла при дворе великого князя, а редакция Б - в кругах митрополита. Если мнение В. П. Гребенюка о политической ориентации создателя редакции А вполне оправданно, то его точка зрения о митрополичьем происхождении редакции Б не находит подтверждения. Назидательная речь церковного иерарха, обращенная к великому князю, которая является основанием для выводов исследователя, читается только в Московском своде и тождественном ему тексте П. Воскресенской летописи и не обнаруживается в других первоначальных вариантах произведения редакции Б, сохранившихся в Ермолинской, Уваровской и Прилуцкой летописях. Вероятно, целью автора этой версии было как можно точнее воспроизвести ход событий, показать значимость чудесного избавления новой столицы Русского государства от нашествия сильного и жестокого завоевателя. Идея П. о божественном покровительстве столице и всему Русскому государству нашла отражение в ряде произведений, рассказывающих о нашествиях на Русь татарских завоевателей: Повести об Ахмате (см. ГИМ, Синод. собр., № 965 (542), сборник кон. XVII в., л. 11-14), Повести о нашествии Магмет-Гирея (см. ЦГАДА, Рукописное собр. Саровской пустьщи, ф. 357, № 88, сборник, не позднее 1738 г., л. 1-12 об.), Сказании о чудесах иконы Донской богоматери и создании Донского монастыря, рассказывающем о нашествии хана Казы-Гирея в 1591 г. (см. ЦГАДА, Рукописное собр. Саровской пустыни, ф. 357, № 146, Служба и сказание о чудесах иконы Донской богоматери, 3-я четв. XVII в., л. 36-81 об.). В этих произведениях, как и в П., грозные завоеватели побеждаются с помощью божественного вмешательства. Сближают произведения не только сходство сюжета и поэтических образов, но и отдельные словосочетания и обороты. Еще с большей силой мысль о небесном покровительстве Москве и ее богоизбранности звучит в созданном в сер. XVI в. компилятивном Сказании о иконе богоматери Владимирской, основным идейным и композиционным центром которого явилась П. П. испытала воздействие некоторых более ранних произведений древнерусской литературы. Образцом при ее написании послужила Повесть о нашествии на Царьград персидского царя Хоздроя (см. ГИМ, собр. Уварова, № 1794/351/373, сборник 1-й трети XVI в., л. 181-192 об.). Эти произведения объединяют не только сходство сюжета и однородность мотивов, но и текстуальная близость. Отдельные эпизоды своего оригинала создатель П. переписал почти без изменений. Наряду с заимствованиями из беллетристической литературы в произведении неоднократно встречаются цитаты из Библии, приводятся сведения о Тимуре и его завоеваниях, очевидно, известные автору П. из рассказов купцов и путешественников. Подробности военной биографии Тимура были почерпнуты из Жития Стефана Лазаревича Константина Костенечского (см. ГБЛ, собр. Тр.-Серг. лавры, ф. 304, № 686, сборник житий сербских святых кон. XV - 1-й трети XVI в., л. 192-195). На П. могло повлиять и Сказание о битве новгородцев с суздальцами. В Сказании, как и в П., та же схема построения сюжета, тот же набор повествовательных средств. В произведениях наблюдается сходство не только отдельных словосочетаний и фраз, но и целых отрезков текста. По-видимому, не случайным является совпадение дат в П. и Повести о нашествии Тохтамыша. В обоих произведениях решающее событие происходит 26 августа, но в Повести о Тохтамыше - это день захвата и разорения Москвы, а в П. - день бегства Тимура из Руси и избавления столицы от разорения. В первой повести - поражение и скорбь, во второй - победа и всенародное ликование. Научного издания памятника пока не существует. Опубликованы только тексты Типографской редакции (Н. И. Тотубалиным) и I группы редакции А (В. В. Колесовым), не считая изданий П. в составе летописей.

Изд.: Повесть о Темир-Аксаке / Публ. Н. И. Тотубалина // Русские повести XV-XVI веков / Сост. М. О. Скрипиль. М.; Л., 1958. С. 49-54, 378-385; Повесть о Темир-Аксаке / Публ. В. В. Колесова // ПЛДР. XIV - середина XV века. М., 1981. С. 230-243, 563-565.

Лит.: Срезневский И. И. Хождение за три моря Афанасия Никитина в 1466-1472 гг. СПб., 1857. С. 9-15; Шахматов А. А. Общерусские летописные своды XV-XVI вв. // ЖМНП. 1901, нояб. С. 62-63; Шамбинаго С. К. Исторические повести // История русской литературы. М.; Л., 1945. Т. 2, ч. 1. С. 220-222, гл. 2, § 2; Путилов Б. Н. Литература конца XIV-XV веков: Развитие исторических жанров и зарождение историке-бытовой повести // История русской литературы. Т. 1. Литература X-XVIII веков. М.; Л., 1958. С. 185-186; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории Руси. М., 1960. С. 673-682; Гребенюк В. П. 1) Повесть о Темир-Аксаке // Сборник студенческих работ филол. фак-та Уральск. гос. ун-та. Свердловск, 1968. Вып. 1. С. 116-124; 2) «Повесть о Темир-Аксаке» и ее литературная судьба в XVI-XVII веках // Русская литература на рубеже двух веков (XVII - начало XVIII в.). М., 1971. С. 185-206; 3) Лицевое «Сказание об иконе Владимирской богоматери» // Древнерусское искусство: Рукописная книга. М., 1972. Сб. 1. С. 338-362; 4) Борьба с ордынскими завоевателями после Куликовской битвы и ее отражение в памятниках литературы первой, половины XV века // Куликовская битва в литературе и искусстве. М., 1980. С. 52-71; Дмитриев Л. А. 1) Литература эпохи русского Предвозрождения. XIV - середина XV в. // История русской литературы. Т. 1. Древнерусская литература. Литература XVIII века / Под редакцией Д. С. Лихачева и Г. П. Макогоненко. Л., 1980. С. 182-183; 2) Литература конца XIV - первой половины XV в. // История русской литературы X-XVII вв. / Под редакцией Д. С. Лихачева. М., 1980. С. 244-246; Жучкова И. Л. «Повесть о Темир-Аксаке» в составе летописных сводов XV-XVI вв. (редакция Б) // Древнерусская литература. Источниковедение. Л., 1984. С. 97-109.

И. Д. Жучкова

Предыдущая страница Следующая страница