Статьи на букву "С" (часть 5, "СЛО"-"СПИ")
|
Слово на Лазарево воскресение - апокриф, возникший на русской почве на рубеже XII-XIII вв. Он связан с евангельским рассказом о воскрешении Лазаря (Иоанн, XI). И. П. Еремин считал С. русским по происхождению и «сотканным из целого ряда апокрифических мотивов, комбинация которых является оригинальной и принадлежит автору» (История русской литературы. М.; Л., 1941, т. 1, с. 363-364). Евангельский рассказ о Лазаре входил, по-видимому, первоначально в текст С., однако в дошедших до нас списках оно значительно шире по сюжету. Все известные списки С. (их около 30) распадаются на две редакции: пространную и краткую, выделение которых из первоначального не дошедшего до нас текста произошло довольно рано. Древнейший список краткой редакции датируется нач. XV в. (ГПБ, Кир.-Белоз. собр., № 4/4), пространной - сер. XV в. (Новосибирск, Государственная научно-техническая библиотека, собр. Тихомирова, № 287). О существовании двух разных редакций С. писал И. Я. Порфирьев, которому было известно два списка. В 1899 г. И. Я. Франко издал третий список, из собрания Киевской духовной Академии, местонахождение которого сейчас неизвестно. Через год Франко повторил издание, сопроводив его обширной исследовательской статьей и реконструкцией первоначального текста С., выполненной автором на основании уже трех списков (XVI-XVII вв.). Полагая, что в жанровом отношении С. представляет собой образец «дружинной поэзии», издатель разбил текст на ритмические отрезки. О том, что перед нами две редакции одного произведения, а не разные сочинения на сходную тему, говорит существование некоторых других списков С., где соединились черты обеих редакций, причем в их архаичном виде. Краткая редакция концентрирует внимание на плаче-молитве Адама, с которой тот через посредство Лазаря обращается к Христу, готовящемуся воскресить Лазаря. Появлению этой редакции из архетипного текста С. способствовала традиция лироэпических плачей, связанная с устной причетью и библейско-византийскими плачами, развивавшаяся в переводной литературе, и, кроме того, известный «Плач Адама о рае», который входил как составная часть в апокрифическое «Сказание о Адаме и Еве» и отразился позднее в духовных стихах. Пространная редакция С. содержит не только плач-молитву Адама, но и подробный рассказ о сошествии Христа в ад и освобождении им пленников, текстуально связанный с Евангелием Никодима и сочинениями, на нем основанными, прежде всего со «Словом о сошествии Иоанна Предтечи в ад» Евсевия Александрийского (Самосатского) и «Словом о погребении Иисуса Христа и о Иосифе Аримафейском» Епифания Кипрского. Краткая редакция С. называется: «Слово святых пророк (апостол) иже от Адама во аде Лазарю». Пространная редакция: «Слово на (о) воскресение друга божия Лазаря (и на Рождество Христово)». С. в обеих редакциях приписывается то Иоанну Златоусту, то Иакову, брату господню, то пророку Давиду. Каждая редакция имеет и свой литературный конвой в сборниках. Списки пространной редакции чаще всего помещены среди святоотеческих сочинений, связанных с «неделей вайий» и праздником воскрешения Лазаря (6 суббота великого поста). Списки краткой редакции обычно связаны с кругом апокрифической литературы на тему «страстей» - прежде всего, с Евангелием Никодима, как бы восполняя отсутствующую в тексте этой редакции тему сошествия во ад. Литературные источники С. - это ветхозаветные тексты (Псалтырь), святоотеческая литература, ораторские сочинения и молитвы Кирилла, епископа Туровского. Сопоставление их со С. перспективно для изучения не только художественной природы С., но и стиля произведений Кирилла. В жанровом плане С. близко древнерусской торжественной ораторской прозе, но следует учитывать и фольклорную традицию, особенно в изучении списков, донесших следы такой фольклорной обработки (например, ИРЛИ, собр. Пинежское, № 533). С. неоднократно упоминалось в научной литературе в связи со «Словом о полку Игореве». Эта связь выразилась во всем стилистическом строе и образной системе памятника, наиболее отчетливо в начальных фразах о пророке Давиде: «Удари рече Давид в гусли... накладая (воскладая) (много)очитая персты на живыя струны». Юго-западный проповедник Кирилл Транквиллион Ставровецкий в нач. XVII в. в предисловии к Учительному Евангелию использовал этот образ: «Давид седяй в преисподнем аде накладая очитыя персты на живыя струны, мы же, приемля трость скорописную с чернилом и бумагу, накладаем письмена». Исследование С. после Порфирьева и Франко было продолжено И. П. Ереминым и М. В. Рождественской. Монографическое издание С. было осуществлено Д. Р. Хичкоком, ограничившимся лингвистическим изучением текста, - он привлек к изданию лишь семь списков. Изд.: ПЛ, вып. 3, с. 11-12; Порфирьев. Апокрифы новозаветные, с. 228-231; Франко 1) Апокрифы, т. 2, с. 315-316; 2) Слово о Лазареве воскресении: Староруська поема на апокрiфiчни теми. - ЗНТШ, 1900, т. 35-36, с. 1-56; Рождественская М. В. К литературной истории текста «Слова о Лазаревом воскресении». - ТОДРЛ, 1970, т. 25, с. 53-59; Hitchcock D. R. The Appeal of Adam to Lazarus in Hell. Hague; Paris; New York, 1979 (рец.: Рождественская М. В.: Byzantinoslavica, 1980, t. 41, fasc. 2, p. 235-237). Лит.: Пepeтц В. «Слово о полку Iгоревiм»: Пам’ятка феодальноi Украïни - Руси в XII в. / Вступ. текст, ком. У Киïвi, 1926; Čiževskij D. History of Russian Literature: (From the eleventh Century to the End of the Baroque. S’-Gravenhage, 1960, p. 135-137; Адрианова-Пеpeтц В. П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI-XIII вв. Л., 1968, с. 54-55; Еремин И. П. 1) Жанровая природа «Слова о полку Игореве». - В кн.: Еремин И. П. Литература Древней Руси. М.; Л., 1966, с. 154-155, 2) Лекции по древнерусской литературе. Л., 1968, с. 92-94; Крекотень В. I. Iстория украiнськоï литератури. Киïв, 1967, т. 1, с. 176-178; Рождественская М. В. 1) «Слово о Лазаревом воскресении»: (Характеристика редакций). - ТОДРЛ, 1969, т. 24, с. 64-67; 2) О жанре «Слова на Лазарево воскресение». - ТОДРЛ, 1972, т. 27, с. 109-119. М. В. Рождественская |
|
Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере - сочинение, направленное против пережитков славянских языческих верований и языческих обрядов. В пространной редакции С. называется: «Се же изложено от многословесных книгь некымь христолюбьцемь, ревнителемь по правей вере на раздрушение льсти неприязнине, на укор творящимь таковая, на поучение правоверным и на причастье будущаго века послушающим книг сих святых и творящих делом повеления в оставление грехов». Согласно выводам Е. В. Аничкова, впрочем далеко не во всем убедительным, в первоначальном виде С. некоего христолюбца ничего не сообщало о язычестве; оно осуждало только пиршества и сопряженные с ними игры, песни и забавы, а перечни языческих богов и обрядов - позднейшие, постепенно разраставшиеся вставки. С., по мнению Е. В. Аничкова, обращено не к пастве, а к приходским священникам, съехавшимся на собор, причем в позднейшей редакции сочинения эта особенность его еще более подчеркнута. Помимо Св. писания, многочисленные цитаты из которого читаются в С. некоего христолюбца, его автор знает апокрифическое «Видение Павла апостола» (Тихонравов. Памятники, т. 2, с. 43), а по мнению В. И. Мансикки, и летопись. Одним из основных источников С. В. И. Мансикка признает южнославянский фрагмент, опубликованный Н. С. Тихонравовым (Летописи Тихонравова, т. 4, с. 85-86). Большинство ученых считает С. произведением домонгольского периода (А. Н. Пыпин, Е. Е. Голубинский, Н. М. Гальковский); только В. И. Мансикка относит возникновение памятника к более позднему времени - XIV в. Е. В. Аничков полагает, что оно было произнесено между 1037 и 1054 гг. в Киеве в Софийском соборе, куда на «соборную неделю» съезжались приходские священники. Автором С. некоего христолюбца он считает создателя трех произведений, также приписанных «христолюбцу»: отрывка из Паисиевского сборника (в состав которого входит и С.), начинающегося словами: «Сидящу некогда святому отцю... и се принесоша житье некоего христолюбца» (Срезневский. Сведения и заметки, № 56, с. 299), рассуждения о целомудрии (Никольский Н. Материалы для истории древнерусской духовной письменности. - ИОРЯС, 1903, т. 8, кн. 1, с. 216), «Слова некоего христолюбца и наказания отца духовнаго» (там же, с. 216-221). В пользу древности С. свидетельствует и тот факт, что влияние его сказалось на целом ряде сочинений, в том числе относящихся к начальному этапу в истории древнерусской литературы. Е. В. Аничков отметил заимствования из С. в поучении «о казнях божиих», которое приписывалось Феодосию, игумену Киево-Печерского монастыря, «Слове святого отца нашего Иоанна Златоустаго... о томь, како пьрвое погании веровали в идолы...», «Слове святых отець, како подобаеть христианом жити», «Поучении Иоанна Златоустаго» (последние три произведения напечатаны: Гальковский. Борьба христианства, т. 2, с. 55-63, 102-112, 186-190); ученый усматривает также влияние С. в поучении Иоанна, новгородского архиепископа (Памятники древнерусской церковно-учительной литературы, вып. 3, с. 240-250). Предположение Филарета Гумилевского о том, что автором С. является Феодосии Печерский, не выдерживает критики (Обзор, с. 13-14). С. некоего христолюбца известно в значительном количестве списков (в издании Н. Гальковского учтено 15 рукописей, В. И. Мансикка указал еще 3 списка). В. И. Мансикка выделяет две редакции памятника - краткую и пространную. Пространную редакцию, дошедшую в двух списках, он считает более поздней. В остальных списках, наиболее ранние из которых - Златая чепь кон. XIV - нач. XV вв. (ГБЛ, собр. Тр.-Серг. лавры, № 11) и Паисиевский сборник (ГПБ, Кир.-Белоз. собр., № 4/1081), представлена краткая редакция. Текстологическое исследование памятника по всем известным спискам не проводилось. Изд.: Буслаев Ф. Историческая христоматия церковнославянского и древнерусского языков. М., 1861, стб. 519-525; Летописи Тихонравова, т. 4, с. 89-96; Срезневский. Памятники, с. 269-271; Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. СПб., 1897, вып. 3, с. 224-231; Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси, т. 2. - Зап. имп. Моск. археол. ин-та, М., 1913. т. 18, с. 36-48; Аничков Е. В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. с. 369-379 (Зап. ист.-филол. ф-та СПб. унив., ч. 117). Лит.: Азбукин П. Очерк литературной борьбы представителей христианства с остатками язычества в русском народе: (XI-XIV вв.). - РФВ, 1896, № 2, с. 225-226, 228, 249-250, 259; 1898, № 1-2, с. 258; Пыпин А. Н. История русской литературы. СПб., 1898, т. 1, с. 111; Голубинский. История церкви, т. 1, 1-я пол., с. 827; Никольский. Повременной список, с. 182-183; Гальковский И. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Харьков, 1916, т. 1; Mansikka V. J. Die Religion der Ostslaven. Helsinki, 1922, Bd 1. Quellen, S. 147-160; История русской литературы. М.; Л., 1941, т. 1, с. 353-354; Казачкова Д. А. 1) Към въпроса за богомилската ерес в Древна Русия през XI в. - Исторически преглед, 1957, г. 13, № 4, с. 64-67; 2) Зарождение и развитие антицерковной идеологии в Древней Руси XI в. - Вопр. ист. религии и атеизма. М., 1958, т. 5, с. 300-302; Łowmiański H. Religia słowian i jej upadek (w. VI-XII). Warszawa, 1979, s. 134-151; Podskalsky G. Christentum und theologische Literatur in der Kiever Rus’ (988-1237). München, 1982, S. 253-254. Т. В. Буланина |
|
«Слово о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» - анонимное произведение, прославляющее московского великого князя Дмитрия Ивановича Донского (1350-1389 гг.); состоит из насыщенной похвалами исторической части, где повествуется о жизни князя, его победах над татарами, о наставлениях, данных им перед смертью сыновьям, о его завещании им и разделе между ними земель, и из пространной риторической похвалы. О себе автор говорит как о современнике князя, присутствовавшем на его похоронах. Отдельно текст С. не встречается, находится лишь в составе летописных сводов в статье 1389 г. Древнейший вид С. имеет в Летописях Новгородской Карамзинской и Новгородской IV; С. в Софийской I и более поздних летописях восходит к этому виду и передается с какими-то сокращениями. С. - яркое мастерское литературное произведение. Автор начитан, так или иначе он использовал ряд литературных памятников - Повесть о Куликовской битве (летописную), Повесть о житии Александра Невского, Паремийное чтение о Борисе и Глебе, апокрифическое Слово на Рождество Христово о пришествии волхвов. С. начинается свидетельствами о благородстве и чести предков великого князя Дмитрия Ивановича, включая «царя Володимера, новаго Костянтина, крестившаго землю Рускую». Затем очень скупо говорится о жизни князя Дмитрия: оставшись в отрочестве по причине смерти близких родных «единъ въ области великого княжениа» и приняв «скипетръ дръжавы земля Рускыа, настолование земнаго царства, отчину свою, великое княжение», юный князь повел себя достойным образом и в делах веры, и в «стражбе земли Руской» («ратным же всегда въ бранех страшен бываше, и многы врагы, въстающая на нь, победи, и славный градъ Москву стенами чюдно, огради»). Когда князю было шестнадцать лет, «приведоша ему на брак княгиню Овдотью от земля Суждалскыя». Автор отмечает, что жили князь и княгиня целомудренно, во взаимной любви, «плотоугодия» не творили; к этой теме он далее возвращается. Неоднократно автор говорит и о славе князя, об «умножении славы имени его». Именно славой князя Дмитрия объяснен здесь его конфликт с Мамаем: некие «царие земстии», лукавые советники Мамая, «иже христианскы веру дръжаху, а поганых дела творяху», донесли тому, что «Дмитрий великий князь себе именует Руской земли царя и паче честнейша тебе славою, супротивно стоит твоему царствию», и Мамай решил пойти походом на Русь, разорить там церкви, обратить народ в магометанство, а князей перебить. Сначала Мамай послал на Русь воеводу Бегича, но великий князь Дмитрий Иванович его победил. Тогда пошел походом сам Мамай. Узнав об этом, великий князь Дмитрий Иванович помолился богородице (автор приводит его молитву), призвал «вельмож» и князей Русской земли «положити главы своя за правоверную веру крестьяньскую» (те отвечают, что готовы пролить за князя свою кровь и в ней принять «второе крещение») и, уповая на помощь «святителя Петра, новаго чюдотворца и заступника Рускыя земля», встретил Мамая «в татарьскомь поле на реце Дону». Во время битвы «мнози же достовернии видяху аггелы божиа помогающа христьяномъ». После победы Дмитрия Ивановича «бысть тишина в Руской земли», «расколници же и мятежници царства его вси погибоша». При этом отмечается, что, подобно Давиду, помиловавшему детей Саула, великий князь был милостив к провинившимся перед ним: «повинные же пращаше». Следует хвалебный пассаж, где встречается два ряда гомотелевтонов («князя Рускыа въ области своей крепляше, / велможам своим тих и уветлив в наряде бываше, / никогоже оскръбляше, / но всех равно любляше, младых словесы наказааше...» и т. п.). Здесь вновь автор говорит о благочестии и чистоте князя и затем сообщает, что прожил тот со своей княгиней Овдотьей двадцать два года, что великое княжение держал двадцать девять лет и шесть месяцев, потом тяжело заболел, на время ему полегчало («и възрадовася великаа княгини радостию великою, и сынове его, и велможи царства его»), но затем ему стало хуже, и он уже почти умирал, когда у него родился сын Константин. Тут князь в С. говорит своим детям и боярам поучения, а затем передает старшему сыну Василию «великое княжение, яже есть столъ отца его и деда и прадеда», и наделяет землей других сыновей - Юрия, Андрея и Петра, и умирает (причем «просветися лице его яко аггелу»). Следует пространный плач княгини. Сказав далее о похоронах князя (здесь упоминаются как присутствовавшие трапезундский митрополит грек Феогност, русские епископы Даниил Смоленский и Савва Саранский и игумен Сергий Радонежский), автор помещает большую риторическую похвалу покойному. В ней говорится между прочим, что князь каких-то «словес учитель препираше» и заставлял умолкнуть философов, «крутыми словесы» речи отметая, мало сам говоря, а много разумея. В длинном ряду следующих далее хвалебных уподоблений князя некоторые, кажется, более понятны были современникам князя и автора, нежели нам: «Евера ли тя нареку, не примесившася безумных язык столпотворению? Ты же столпъ нечестья раздрушилъ еси в Руской земли и не примеси себе къ безумнымъ странами на крестианьскую погибель». Обращаясь к покойному князю как к святому, автор просит его непрестанно молиться о его, княжеском, роде и населяющих его царство людях: «Умоли убо, святе, непрестанно о роде своем и за вся люди, сущая въ области царства твоего». В тексте С. в его древнейшем виде обнаружилось случайно вклинившееся в него письмо, судя по всему - автора С. к его заказчику, какому-то «преподобству». Письмо разорвало фразу о философах Платоне и Пифагоре, один из которых «благословесно извествова», а другой предпочитал словам молчание. Автор говорит об этом, как кажется, намекая на то, что он вынужден о чем-то в своем С. умолчать. В письме же упоминается просьба «преподобства» к автору написать «слово», говорится о суетности и «строптивости» жизни автора, о его бескорыстной любви к адресату, о божественности любви и о сознании скудости того, что он, автор, смог в ответ на просьбу «преподобства» написать. С. К. Шамбинаго и А. А. Шахматов считали, что С. было создано в кон. XIV в. В. П. Адрианова-Перетц отметила сходство стиля С. со стилем произведений, надписанных именем Епифания Премудрого, но сочла возможным допустить, что С. было написано в 1-й четв. XV в. или даже в более позднее время - как отклик на междукняжескую борьбу 30-40-х гг. XV в. XV же веком склонна датировать С. М. Ф. Антонова и склонна была М. А. Салмина, со временем посчитавшая более вероятным XVI век. Наблюдения над литературными особенностями С. побудили А. В. Соловьева, а затем Г. М. Прохорова видеть в самом Епифании Премудром автора С. (Отсутствие имени автора в заголовке С. один объясняет монашеской скромностью Епифания, другой тем, что С. предназначалось для летописного свода, произведения безымянно-коллективно-авторского). Изд.: ПСРЛ. 2-е изд. Л., 1925. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 351-366; СПб., 1853. Т. 6. С. 104-111; ПЛДР. XIV - середина XV века. М., 1981. С. 208-229. Доп.: Красноречие Древней Руси (XI-XVII вв.). М., 1987. С. 135-152. Лит.: Шамбинаго С. К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906. С. 66, 352-358 (Шахматов А. А. [Рецензия] // Отчет о двенадцатом присуждении имп. Академиею наук премий митрополита Макария в 1907 г. СПб., 1910. С. 119-121); Адрианова-Перетц В. П. Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго // ТОДРЛ. М.; Л., 1947. Т. 5. С. 73-96; Соловьев А. В. Епифании Премудрый как автор «Слова о житии и преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя русьекаго» // Там же. 1961. Т. 17. С. 85-106; Салмина М. А. 1) Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго // Там же. Л., 1970. Т. 25. С. 81-104; 2) «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго», памятник XVI в.? // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985. С. 159-162; Антонева М. Ф. «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, Царя Русьскаго»: (Вопросы атрибуции и жанра) // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. 28. L. 150-154; Vоdоff W. Quand a pu être composé le Panégyrique du grandprince Dmitrii Ivanovich, tsar russe? // Canadian-American Slavic Studies. 1979. vol. 13. No 1-2. P. 82-122; Прохоров Г. М. Памятники переводной и русском литературы XIV-XV веков. Л., 1987. С. 88-122. Доп.: Водов В. Еще раз о датировке «Слова о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» // Литература и искусство в системе культуры. М., 1988. С. 182-190. Г. М. Прохоров, М. А. Салмина |
|
Слово о князьях - литературный памятник, традиционно относимый к XII в., но дошедший лишь в рукописях XV-XVII вв. Он встречается под заглавиями: «Похвала и мучение святых мученик Бориса и Глеба» (нач.: «Слышасте, братие, что глаголеть господь...»), «Слово похвальное на пренесение святых страстотерпец Бориса и Глеба, да и прочий не враждуют на братию свою» (нач.: «Слышасте, братие, что глаголет господь...»), «Неделя 18 по всех святых. Слово о князьях» (нач.: «Слышите, князи, противящеся старейшей братьи...») - см., например, списки ГПБ, собр. Погодина, № 833, 1024; собр. ОЛДП, F.CLXXXIX. Отрывки из него под заглавием «О блаженном князе Давиде Светославичи, внуке Ярослава Владимировича чюдесная повести» читаются в Степенной книге (например, ГПБ, собр. ОЛДП, F.XII; F.LIII; F.CXXIII). Поводом к написанию произведения послужили княжеские усобицы, раздиравшие Русь. Оно начинается прославлением почитаемых на Руси святых Бориса и Глеба, явивших собой пример братского послушания. Основной пафос произведения в том, чтобы убедить современных ему князей отказаться от распрей и братоубийственных войн, приводящих к расколу Руси. Автор настоятельно призывает «младших братьев» подчиниться старшим в роде, не считать обиды поводом к измене, не обращаться за помощью в борьбе к иноземцам - «половцам», помнить о славном прошлом своего рода. Примером, достойным подражания, автор считает жизнь черниговского князя Давида Святославича, умершего в первой четверти XII в., рассказ («притчю») о праведном, миролюбивом нраве которого он приводит. С. представляет интерес в литературном отношении; отмечалась перекличка его по содержанию со «Словом о полку Игореве». Памятник был найден М. П. Погодиным и опубликован им в отрывках в 1843 г. по рукописи ГПБ, собр. Погодина, № 1024. Несколько списков произведения и отрывки из него были опубликованы X. М. Лопаревым в 1894 г. О С. как о литературном памятнике писали В. П. Адрианова-Перетц и Д. С. Лихачев. Текстологически С. не исследовано. С. обычно датируют временем до монгольского нашествия и относят к памятникам учительной литературы торжественного типа: еще М. П. Погодин считал, что С. было «говорено» в церкви «в продолжении последней четверти 12 и в первой 13 столетия». Помещая С. по традиции в XII в., подчеркнем, однако, что датировка его по существу не доказана: вопрос, поднимаемый в С., - о необходимости подчинения «молодших» князей старшим в роде столь же остро стоял, например, и в XV-XVI вв. (при Василии II, Иване III, Василии III, Иване IV), когда между старшими и младшими «братьями» не раз возникала борьба, в том числе борьба за великокняжеский стол. Изд.: Погодин М. П. 1) Новая историческая находка. - Москвитянин, 1843, ч. 6, № 11, с. 412-413 (в отрывках); 2) Исследования, замечания и лекции о русской истории. М., 1856, т. 7, с. 406-408 (в отрывках); Слово похвальное на пренесение мощей свв. Бориса и Глеба: Неизданный памятник XII в.: Сообщ. X. Лонарева, СПб., 1894 (ПДП, № 98); Слово о князьях / Пер. и ком. И. П. Еремина. - В кн.: Художественная проза Киевской Руси XI-XIII вв. М., 1957, с. 237-239, 330-333; Слово о князьях / Подг. текста М. В. Рождественской, пер. и ком. И. П. Еремина. - В кн.: ПЛДР. XII век. 1980, с. 338-343, 671-674; Слово о князьях / Подг. текста М. В. Рождественской, пер. и примеч. И. П. Еремина. - В кн.: Повести Древней Руси. XI-XII вв. Л., 1983, с. 346-351, примеч. с. 553-554. Лит.: Голубовский П. Опыт приурочения древнерусской проповеди «Слово о князьях» к определенной хронологической дате. - В кн.: Древности: Тр. Археогр. ком. имп. Моск. археол. об-ва. М., 1899, т. 1, вып. 3, стб. 491-510; Голубинский. История церкви, т. 1, 1-я пол., с. 824; Адрианова-Перетц В. П. Учительная литература. - В кн.: История русской литературы. М.; Л., 1941, т. 1, с. 362-363; Лихачев Д. С. Некоторые вопросы идеологии феодалов в литературе XI-XIII вв. - ТОДРЛ, 1954, т. 10, с. 89-90; Линдберг О. А. «Слово о князьях»: Проблема соотношения списков. - В кн.: Источниковедение в изучении литературы Древней Руси. Л., 1987. М. А. Салмина |
|
Слово о лживых учителях - русская переработка сочинения псевдо-Златоуста «Слово о лжепророках и лжеучителях, и об еретиках, и о знамениях кончины века сего», известного в Древней Руси в составе Златоструя (см.: PG, t. 59, 1859, col. 553-568; Aldama J. A. de. Repertorium Pseudochrysostomicum. Paris, 1965, p. 106-107 (№ 288)). Некоторые исследователи (А. Д. Седельников, Н. П. Попов) пытались связать возникновение С. с деятельностью стригольников. Однако, по мнению последнего исследователя С. А. И. Клибанова, это сочинение возникло раньше - между 1274 и 1312 гг. в демократической среде. С. требует предоставить мирянам право изучать священные книги; в С. критикуются пороки духовенства, звучит протест против симонии. Автор С. не ограничился сокращением слова псевдо-Златоуста; вставки, отмеченные А. И. Клибановым, дают возможность рассматривать С. как оригинальный памятник русской общественной мысли. Между прочим, автор С. одобрительно пишет о русском сочинении «Предъсловие честнаго покаяния». По предположению А. И. Клибанова автором С. является составитель Трифоновского сборника (список XIV в. - ГПБ, Соф. собр., № 1262). Помимо этого известно еще три списка С. (ГПБ, Кир.-Белоз. собр., № 4/1081; Соф. собр., № 1285; ГБЛ, собр. Тр.-Серг. лавры, № 204 - «Измарагд»). С. находится в рукописях в окружении русских произведений, критикующих остатки языческих верований. Изд.: Клибанов А. И. «Слово о лживых учителях». - В кн.: Исслед. и матер. по древнерусской литературе. М., 1961, с. 300-312. Лит.: Архангельский А. С. Творения отцов церкви в древнерусской письменности. Казань, 1890, т. 4, с. 228; Яковлев В. А. К литературной истории древнерусских сборников: Опыт исследования «Измарагда». Одесса, 1893, с. 127-129; Седельников А. Д. Следы стригольнической книжности. - ТОДРЛ, 1934, т. 1, с. 133-134; Попов Н. П. Памятники литературы стригольников: Старший русский Измарагд. - ИЗ, 1940, № 7, с. 37-38; Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV-первой половине XVI вв. М., 1960, с. 32-34, 113-117; Гранстрем Е. Э. Иоанн Златоуст в древней русской и южнославянской письменности (XI-XV вв.). - ТОДРЛ, 1980, т. 35, с. 357, № 54; Буланин Д. М. Переводы и послания Максима Грека: Неизданные тексты. Л., 1984, с. 187. Т. В. Буланина |
|
Слово о погибели Русской земли - отрывок полностью не сохранившегося произведения, посвященного татаро-монгольскому нашествию на Русь. Отрывок этот дошел до нас в двух списках, при этом не как самостоятельный текст, а как введение к первой редакции Повести о житии Александра Невского. Один список - XV в. (Гос. архив Псковской области, собр. Псково-Печерского мон., ф. 449, № 60), второй - XVI в. (ИРЛИ, Р.IV, оп. 24, № 26). Заглавие памятника «Слово о погибели Рускыя земли и по смерти великого князя Ярослава» читается только в первом списке. Объединение в рукописной традиции С. с Повестью о житии Александра Невского давало основание ряду исследователей считать С. вступлением к не дошедшей до нас светской биографии Александра Невского, которая якобы послужила основой его жития. Однако сравнение стиля С. со стилем Повести о житии свидетельствует о независимости этих произведений и о разном времени их возникновения. И в настоящее время полностью возобладала точка зрения, согласно которой объединение этих текстов - факт их более поздней литературной истории. Дошедший до нас отрывок С. - либо вступление, либо первая часть произведения о «погибели Русской земли» - об ужасах батыевщины, о разгроме русских княжеств монголо-татарами. В сохранившемся тексте описывается былая красота и богатство Русской земли, ее прежнее политическое могущество. Такой характер вступления к тексту, который должен был повествовать о горестях и бедах страны, не случаен. Эта особенность С. находит себе типологическое соответствие с произведениями древней и средневековой литературы, в которых встречается похвала величию и славе родной земли. В. В. Данилов, изучавший эту проблему, пришел, однако, к заключению, что С. «сближается не со всяким патриотическим произведением в других литературах, а лишь со сходными по условиям своего проявления, когда родина писателя страдала от войн, междоусобий и произвола» (Данилов В. В. «Слово о погибели Рускыя земли» как произведение художественное. - ТОДРЛ, 1960, т. 16, с. 137-138). С. по поэтической структуре и в идейном отношении близко к Слову о полку Игореве. Оба этих произведения отличает высокий патриотизм, обостренное чувство национального самосознания, гиперболизация силы и воинской доблести князя-воина, лирическое восприятие природы, ритмический строй текста. Оба памятника близки и сочетанием в них похвалы и плача: похвала былому величию страны, плач о ее бедах в настоящем. «Слово о полку Игореве» было лирическим призывом к единению русских князей и русских княжеств, прозвучавшим перед татаро-монгольским нашествием. С. же явилось лирическим откликом на события этого нашествия. Между обоими произведениями могут быть отмечены близкие стилистические формулы, сходные поэтические образы, параллельные словосочетания и обороты (см.: Соловьев А. В. Заметки к «Слову о погибели Рускыя земли». - ТОДРЛ, 1958, т. 15, с. 109-113). Однако о непосредственной зависимости С. от «Слова о полку Игореве» эти совпадения свидетельствовать не могут. В данном случае близость этих произведений объясняется их поэтическими особенностями. В науке существуют различные точки зрения как по вопросу о времени написания С., так и по вопросу об авторе произведения. Некоторые исследователи (М. Н. Тихомиров, В. Филипп и др.) соотносят возникновение С. с Калкской битвой 1223 г. Есть точка зрения (М. В. Горлин), согласно которой С. - отклик на смерть князя Ярослава Всеволодовича в 1246 г. В. В. Данилов полагал, что С. было написано после 1250 г. кем-то из лиц, прибывших в свите Кирилла, митрополита из Галича во Владимиро-Суздальскую Русь. Наиболее убедительной, однако, следует принять датировку тех исследователей (А. В. Соловьев, Н. К. Гудзий, И. П. Еремин, Ю. К. Бегунов и др.), которые связывают возникновение С. с Батыевым нашествием на Русь в 1237-1240 гг. С. обрывается на фразе «А в ты дни болезнь крестианом от великаго Ярослава и до Володимера, и до ныняшняго Ярослава, и до брата его Юрья, князя Володимерьскаго». «Нынешний Ярослав» - Ярослав Всеволодович, умер в 1246 г., следовательно, С. было написано, во всяком случае, до 1246 г. Но в приведенном контексте и имя Юрия Всеволодовича фигурирует, скорее всего, как имя еще живого князя, а он погиб в битве на Сити 4 марта 1238 г. Можно думать поэтому, что С. было создано в самом начале Мамаева нашествия, еще до битвы на реке Сити. Столь же гипотетичным остается для нас вопрос и об авторе С. Одни исследователи видят в авторе жителя Новгорода (М. Н. Тихомиров, В. Филипп), другие считают, что произведение возникло в пределах южной Руси (А. В. Соловьев), третьи полагают, что автором С. был житель северо-восточной Руси - Переяславля-Залесского или Владимира (Н. К. Гудзий), четвертые - местом написания С. называют северо-восточную Русь, но говорят, что автором был выходец из южной Руси (В. В. Данилов, Ю. К. Бегунов). Последняя гипотеза представляется наиболее убедительной: в С. много черт, свидетельствующих о северовосточной Руси (имена князей, перечисляемые земли, некоторые термины), а вместе с тем автор хорошо знает легенды о Владимире Всеволодовиче Мономахе южнорусского происхождения. С., как известно, нашло отражение в нескольких памятниках древнерусской литературы - образами С. воспользовался монах Кирилло-Белозерского монастыря Ефросин, создавая свой вариант «Задонщины» (конец 70-х гг. XV в.), реминисценции из «Слова» имеются в редакции Андрея Юрьева Жития Феодора Ярославского (вторая половина XV в.) и в Степенной книге (60-е гг. XVI в.). Первая публикация С. была осуществлена по рукописи псковского Печерского монастыря в 1892 г. X. М. Лопаревым. Однако, до издания Лопарева памятник этот был известен псковскому археологу К. Г. Евлентьеву, о чем свидетельствует запись последнего от 1878 г. на обороте верхней крышки переплета сборника со С. Второй список произведения был открыт в 1933 г. И. Н. Заволоко среди рукописей рижской Гребенщиковской старообрядческой общины. Вторично этот список был открыт В. И. Малышевым в 1945 г. Текст этого списка был в 1947 г. одновременно опубликован В. И. Малышевым по рукописи и по фотокопии в работе М. В. Горлина, опубликованной посмертно (фотокопию списка В. М. Горлину в 30-е гг. предоставил И. Н. Заволоко). Текст С. неоднократно публиковался и отдельно, и в составе сборников и хрестоматий. Произведению посвящена обширная исследовательская литература (подробный обзор ее см. в монографии Ю. К. Бегунова). Изд.: Лопарев Х. М. «Слово о погибели Рускыя земли»: Вновь найденный памятник литературы XIII в. СПб., 1892 (ПДПИ, № 34); Серебрянский. Княжеские жития, с. 109; Малышев В. И. Житие Александра Невского: (По рукописи середины XVI в. Гребенщиковской старообрядческой общины в г. Риге). - ТОДРЛ, 1947, т. 5, с. 185-193; Gorlin М. Le Dit de la ruine de la terre Russe et de la mort du grand-prince Jaroslav. - Revue des études slaves, t. 23, 1947, fasc. 1-4, p. 5-33; Слово о погибели Русской земли / Пер., статья и примеч. И. П. Еремина. - В кн.: Художественная проза Киевской Руси XI-XIII веков / Сост., пер. и примеч. И. П. Еремина и Д. С. Лихачева. М., 1957, с. 251-254, 351-354; Sоlоviеv А. V. Die Dichtung vom Untergang Russlands. - Die Welt der Slaven, 1964, Jhrg. 9, S. 225-245 (пер. на нем. яз); Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII века «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965; Слово о погибели Русской земли (подготовка текста, перевод и примечания Ю. К. Бегунова). - В кн.: «Изборник»: (Сб. произв. литературы Древней Руси). М., 1969, с. 326-327, 738-739; Literatura staroruska. Warszawa, 1971, s. 92-93 (пер. на польск. яз); Zenkovsky S. A. Medieval Russia’s Epics, Chronicles and Tales, 2 ed. New York, 1974, p. 196-197 (пер. на англ. яз.); Слово о погибели Русской земли / Подг. текста, пер. и ком. Л. А. Дмитриева. - ПЛДР. XIII век. М., 1981, с. 130-131, 544-546. Лит.: Жданов И. Н. Русский былевой эпос. СПб., 1895; Мансикка В. Житие Александра Невского. СПб., 1913 (ПДП - 180); Тихомиров М. Н. Где и когда было написано «Слово о погибели Русской земли». - ТОДРЛ, 1951, т. 8, с. 235-244; Sоlоviеv А. 1) Le Dit de la ruine de la terre Russe. - Byzantion, 1953, t. 22, p. 105-128; 2) New Traces of the «Igor Tale» in Old Russian Literature. - Harvard Slavic Studies, 1953, vol. 1, p. 73-81; Гудзий Н. К. О «Слове о погибели Рускыя земли». - ТОДРЛ, 1956, т. 12, с. 527-545; Рhilipp W. über das Verhältnis des «Slovo о роgibeli Russkoj zemli» zum «Zitie Aleksandra Nevskogo». - Forschungen zur Osteuropäischen Geschichte. Berlin, 1957, Bd 5, S. 7-37; Малышев В. И. О втором списке «Слова о погибели Рускыя земли»: (История открытия). - Slavia, 1959, roč. XXVIII, seš. 1, с. 69-72; Мещерский Н. А. 1) Из наблюдений над языком «Слова о погибели Рускыя земли». - Учен. зап. ЛГПИ, т. 248. Вопр. языкозн. Л., 1963, с. 407-416; 2) К реконструкции текста «Слова о погибели Рускыя земли». - Вестн. ЛГУ, 1963, № 14, Сер. ист. яз. и лит., вып. 3, с. 44-53. Л. А. Дмитриев |
|
Слово о полку Игореве - литературный памятник XII в., одно из самых значительных в художественном отношении произведений древнерусской литературы. С момента своего открытия С. находится в центре внимания русской филологической науки, ему посвящена обширная исследовательская литература. С. дошло до Нового времени в единственном списке, в составе сборника. В XVIII в. сборник хранился, как полагают, в библиотеке Спасо-Ярославского монастыря, а не позднее 1792 г. оказался в составе коллекции известного ценителя и собирателя древнерусских рукописей графа А. И. Мусина-Пушкина. В 1800 г. С. было издано. Сопоставление издания с копией текста, изготовленной еще в конце XVIII в. для Екатерины II, показывает, что издатели (А. И. Мусин-Пушкин, Н. Н. Бантыш-Каменский и А. Ф. Малиновский) достаточно точно воспроизвели текст памятника, позволив себе, однако, некоторую орфографическую унификацию. Гибель сборника с текстом С. во время московского пожара 1812 г. сделала невозможными новые обращения к рукописи для более точного ее палеографического анализа, но, по мнению большинства исследователей, можно датировать список С. XVI в., хотя наличие в сборнике Хронографа XVII в. заставляет допускать, что сборник был конволютом. Гибель сборника со С. и высокие художественные достоинства памятника, которые казались некоторым исследователям несовместимыми с их представлениями об уровне литературы Киевской Руси, послужили почвой для возникновения сомнений в подлинности и древности С.: такие сомнения высказывали представители так называемой скептической школы в русской исторической науке первой половины XIX в., а впоследствии - французские ученые Л. Леже и А. Мазон, чешский славист Я. Фрчек, советский историк А. А. Зимин. Поэтому чрезвычайно важным было обнаружение и исследование в других древнерусских литературных памятниках следов знакомства с текстом С. Особенно ярко влияние С. проявилось в «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище». Важно было показать также языковое и стилистическое соответствие С. его времени. Был предпринят ряд специальных разысканий, в результате которых было показано сходство С. со многими литературными памятниками XI-XII вв., огромное количество языковых параллелей С. в текстах этого времени. Несомненным является также то, что события Игорева похода изложены и осмыслены с позиции современника. Имя автора С. нам неизвестно (см. Автор «Слова о полку Игореве»). Неизвестна и точная дата его написания. Но большинство исследователей уверенно датирует С. временем от 1185 до конца 90-х гг. XII в. Много исследований посвящено художественным особенностям С., анализу его композиции, поэтики, системы образов. Особое место в литературе о С. заняла проблема типологических связей его с современным ему западноевропейским эпосом, изучение связей С. со славянский фольклором (особенно в системе образов). Эти наблюдения позволили выдвинуть гипотезу, согласно которой С. принадлежит к особому жанру песен или «слов», создававшихся княжескими певцами, и, следовательно, является безусловно авторским произведением. Немалую трудность для исследователей представило истолкование и комментирование текста С., особенно из-за наличия в нем многих испорченных чтений (так называемых «темных мест»). Ряд таких неясных чтений разгадан и получил общепризнанное объяснение, другие все еще не нашли удовлетворительного истолкования, так как возникли, видимо, как следствие существенных ошибок, возникших на каком-то из ранних этапов переписки текста, к которому в конечном счете восходит текст в Мусин-Пушкинском сборнике. Открытие С. произвело большое впечатление не только на исследователей, но и на широкие круги читателей. С. более 80 раз переводилось на русский язык (учитывая как поэтические, так и прозаические переводы), существует несколько переводов его на украинский язык, оно переведено на многие языки народов СССР (на абхазский, армянский, башкирский, белорусский, грузинский, казахский, латышский, литовский, татарский, узбекский, эстонский и др.), а также на многие европейские и азиатские языки. Неоднократно осуществлялись поэтические переводы Плача Ярославны. По мотивам С. написана опера А. К. Бородина «Князь Игорь» и балет Б. Тищенко «Ярославна». Сведения о литературе, посвященной С., его изданиях и переводах см. в библиографических трудах: Слово о полку Игореве: Библиография изданий, переводов и исследований / Сост. В. П. Адрианова-Перетц. М.; Л., 1940; Слово о полку Игореве: Библиографический указатель / Сост.: О. В. Данилова, Е. Д. Поплавская, И. С. Романченко, под ред. С. К. Шамбинаго. М., 1940; «Слово о полку Игореве»: Библиография изданий, переводов и исследований. 1938-1954 / Сост. Л. А. Дмитриев. М.; Л., 1955; Головенченко Ф. М. Слово о полку Игореве: Историко-литературный и библиографический очерк. М., 1955; Cooper Н. R. The Igor Tale. An Annotated Bibliography of 20-th Century non-Soviet Scholarship on the «Slovo о polku Igoreve». London, 1978; Творогов О. В. «Слово о полку Игореве»: (Краткая тематическая библиография). - В кн.: Исследования о «Слове о полку Игореве». Л., 1986, с. 248-265. Ввиду существования названных выше библиографий ниже называются лишь основные труды (монографии и сборники по преимуществу), посвященные С. и вышедшие после 1945 г. Изд. см. в статье Автор «Слова о полку Игореве». Лит. (основные труды, вышедшие после 1945 г.): Обнорский С. П. Очерки по истории русского языка старшего периода. М.; Л., 1946, с. 132- 198; Орлов А. С. Слово о полку Игореве. 2-е, дополненное изд.: М.; Л., 1946; Соловьев А. В. Политический кругозор автора «Слова о полку Игореве». - ИЗ, 1948, т. 25, с. 71-103; Слово о полку Игореве: Сб. исслед. и статей. М.; Л., 1950; Дмитриев Л. А. История первого издания «Слова о полку Игореве»: Матер. и исслед. М.; Л., 1960; «Слово о полку Игореве» - памятник XII в. М.; Л., 1962; Словарь-справочник «Слова о полку Игореве» / Сост. В. Л. Виноградова. М.; Л., 1965, вып. 1. А - Г; Л., 1967, вып. 2. Д - Копье; Л., 1969, вып. 3. Корабль - Нынешний; Л., 1973, вып. 4. О - П; Л., 1978, вып. 5. Р - С; Л., 1984, вып. 6. Т - Я и Дополнения; «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла: К вопросу о времени написания «Слова». М.; Л., 1966; Адрианова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI-XIII вв. Л., 1968; Рыбаков Б. А. 1) «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971; 2) Русские летописи и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972; Лихачев Д. С. 1) «Слово о полку Игореве»: Историко-литературный очерк. М., 1976 (2-е изд., испр. и доп.: М., 1982); 2) «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л., 1978 (2-е изд., доп. Л., 1985); Моисеева Г. Н. Спасо-Ярославский хронограф и «Слово о полку Игореве»: К истории сборника А. И. Мусина-Пушкина со «Словом». Л., 1976 (2-е изд., доп.: Л., 1984); «Слово о полку Игореве» и памятники древнерусской литературы. - ТОДРЛ, т. 31, 1976; Кулаковский Л. Песнь о полку Игореве: Опыт воссоздания модели древнего мелоса. М., 1977; «Слово о полку Игореве»: Памятники литературы и искусства XI-XVII вв. М., 1978; Прийма Ф. Я. «Слово о полку Игореве» в русском историко-литературном процессе первой трети XIX в. Л., 1980; Гетманец М. Ф. Тайна реки Каялы: («Слово о полку Игореве»). Изд. Харьк. унив., 1982; «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985; Исследования по «Слову о полку Игореве». Л., 1986. Доп.: Баскаков Н. А. Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве». М., 1985; Слово о полку Игореве: 800 лет. М., 1986. О. В. Творогов |
|
Слово о Хмеле (в рукописях: «Слово о высокоумном Хмелю и худоумных и нестройных пияницах», «Слово Кирила-философа кo всякому человеку», «Слово святаго философа о Хмелю», «Повесть дивна древних и премудрых мужей о Хмеле», «Повесть о высокоумном Хмеле») - памятник 2-й пол. XV в. Конкретные исторические реалии в произведении отсутствуют, древнейшие его списка относятся к 1470-м гг. Кириллу-философу С. приписывалось без достаточных оснований, из обычного стремления сделать текст более авторитетным. С. - самое древнее в кругу тех сочинений (см. Поветь о Хмеле и Послание к некоему иноку о Хмеле), где Хмель предстает как литературный персонаж и обращается с речью, соединяющей похвалу самому себе и назидание «ко всякому человеку» - князю, боярину, купцу, княжескому слуге, селянину, мастеру, женщине. Этот монолог в произведениях XVII в. получил повествовательное обрамление, но в С. сохранился в чистом виде (самые поздние списки С. относятся к XIX в.), что является главной отличительной чертой: памятника, так как названия его в рукописях не всегда дают возможность определить его. На отражение в сочинениях о Хмеле представлений о винограде как греховном плоде указывали А. Н. Веселовский и А. Н. Пыпин (История русской литературы). В С. обнаруживаются заимствования из произведений учительной литературы, осуждающих пьянство: Наказания отца духовного к сыну, вошедшего (под другими названиями) в Измарагд и Златоуст (см.: Смирнов С. Древнерусский духовник. Очерк. Сергиев посад, 1899. С. 48-49, 96-98), слов, приписываемых Василию Кесарийскому, Феодосию Печерскому (см.: Сочинения преподобного Феодосия Печерского, изд. преосвященным: Макарием // Учен. зап. II отд. имп. Академии наук. 1856. Кн. 2, вып. 2. С. 157-158; Срезневский И. И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках. СПб., 1876. № 58, С. 321-326). С. входит в число памятников древнерусской литературы, тесно связанных с устной народной поэзией. Эта связь проявляется и в использовании устно-поэтических средств ритмизации речи, и в особенностях решения учительной задачи. Кичливый Хмель, обращаясь к человеку, предостерегает, угрожает, описывая бедственную участь любителей хмельного, что как бы соответствует традициям учительного красноречия, но имеет иронический оттенок. Зачин С. пародирует ветхозаветные пророчества («Тако глаголет Хмель...»), «автопортрет» Хмеля, являющийся одновременно и портретом любого из его друзей-жертв, имеет смеховой характер. Ирония исчезает во второй части С., сменяясь вполне серьезным и суровым обличением пьянства. В С., в сравнении с другими произведениями на ту же тему, большее внимание уделяется земным делам, житейскому благополучию человека. Жертвы Хмеля утрачивают способность выполнять обязанности, связанные с родом их деятельности, социальным положением, теряют свой авторитет в глазах людей, причем человек теряет его не как личность, а как представитель определенной корпорации, он оказывается исторгнут из мира упорядоченных отношений, что обычно для смеховой культуры Древней Руси. С. выделяется среди учительных сочинений, порицающих пьянство, и трактовкой нравственных проблем. Хотя сам Хмель предупреждает о своих опасных свойствах, а вторая часть С. содержит традиционные суждения о допустимости «пития в меру» и осуждает «безмерное» пьянство, но многократное перечисление бедствий, ожидающих пьяниц, и отсутствие средств к спасению (молитва спасти пьяницу не может) почти не оставляют возможности «спасенного пути», мысль о свободе нравственного выбора (соответствующая доктрине православной церкви) применительно к пьяницам превращается в издевку. Соединение в С. насмешливого поучения с жестокостью наказания, характер которого соответствует характеру преступления (см.: Лихачев Д. С. Литература эпохи исторических размышлений // ПЛДР. Вторая половина XV в. М., 1982. С. 14), напоминает другое произведение 2-й пол. XV в. - Повесть о Дракуле. Хмель - «это первое и полное воплощение двойника главного героя» (Лихачев Д. С. Жизнь человека в представлении неизвестного автора XVII в. // Повесть о Горе-Злочастии. Л., 1984. С. 99), что сближает С. с Повестью о Горе-Злочастии и - далее - с литературой нового времени. С. имеет сходство и со Словом о ленивом (см.: Буслаев Ф. И. Исторические очерки...; Владимиров П. В. Древнерусское слово о ленивом и сонливом // Труды IX археологического съезда (в Вильне). М., 1897. С. 317-322; Пономарев А. И. Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. СПб., 1897. Вып. 3. С. 93-94). Сон, лень так же неотвязны, как Хмель, приводят человека к нищете, «неустроенности». Частичное включение текста Слова о ленивом в С. было сделано, вероятно, раньше списка Ефросина, носящего следы его редакторской правки и отразившего уже контаминированный текст (ГПБ, Кир.-Белоз. собр.. № 9/1086, л. 517-519 об.). Наиболее широко представлен в рукописях вариант С., не имеющий вставки из Слова о сонливом (древнейший его список: ГБЛ, собр. Тр.-Серг. лавры, ф. 304, № 408, л. 387 об.-391). На основе текста этого варианта во 2-й пол. XVII в. возникли Повесть о Хмеле, Послание к некоему иноку о Хмеле и стихотворное Слово о пьянстве. Текст С. (именно С., а не Повести), с некоторыми изменениями, послужил подписью к лубочным картинкам. Изд.: Варлаам. Описание сборника XV столетия Кирилло-Белозерского монастыря // Учен. зап. II отд. имп. Академии наук. 1859. Кн. 5. С. 64-65; ПЛДР. Вторая половина XV в. / Подгот. текста, пер. и коммент. М. Д. Каган-Тарковской. М., 1982. С. 578-581, 688; Повесть о Горе-Злочастии / Изд. подгот. Д. С. Лихачев, Е. И. Ванеева. Л., 1984. С. 78-81. Лит.: Пыпин А. Н. 1) Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских. СПб., 1857. С. 204-206; 2) История русской литературы. СПб., 1898. Т. 1. С. 543-544; Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 557-570; Ровинский Д. Русские народные картинки. СПб., 1881. Кн. 4. С. 224-230; Веселовский А. Н. Памятники литературы повествовательной // А. Галахов. История русской словесности, древней и новой. 3-е изд. СПб., 1894. Т. 1. С. 465-473; История русской литературы. М.; Л., 1948. Т. 1, ч. 2. С. 289-292; Назаревский. Библиография. С. 139-140; Махновец Т. А. «Слово о Хмеле» в списках XV в. // Источниковедение литературы Древней Руси. Л. 1980. С. 155-162. Т. А. Махновец |
|
Слово святого Григория изобретено в толцех - компиляция, составленная на основании слова Григория Богослова на богоявление (PG, 1886, t. 36, col. 335-360) и направленная против славянских языческих верований и обрядов. Согласно выводам Е. В. Аничкова, впрочем далеко не во всем бесспорным, первоначальная редакция С. представляла собой сокращенное переложение выдержек из слова Григория Богослова и ничего не говорила о язычестве восточных славян; сведения о языческих верованиях древних славян - позднейшие наслаивавшиеся одна на другую вставки. Перевод слова Григория Богослова, лежащий в основе компиляции, близок, по наблюдениям Е. В. Аничкова, первому переводу собрания 13 слов этого отца церкви (См.: Будилович А. XIII слов Григория Богослова в древнеславян-ском переводе по рукописи имп. Публ. б-ки XI в. СПб., 1875, с. 1-15); по мнению В. И. Мансикки, составитель С. пользовался комментариями к Григорию Богослову. Обращение к этой проповеди прославленного отца церкви объясняется тем, что она считалась в древности классическим обличением язычества (см.: Буланин Д. М. Переводы и послания Максима Грека. Неизданные тексты. Л., 1984, с. 44-45). Помимо слова Григория Богослова в компиляции использована летописная Речь философа (см. Повесть временных лет); В. И. Мансикка видит в С. следы влияния Слова некоего христолюбца и ревнителя по правой вере. В датировке С. святого Григория мнения исследователей расходятся. Если Н. М. Гальковский вслед за И. И. Срезневским датировал сочинение кон. XIII - нач. XIV вв. (датировка В. И. Мансикки менее определенна: нижней датой является время создания «Слова некоего христолюбца»), то Е. В. Аничков выдвинул предположения, что С. написано в 60-х гг. XI в. и связал его возникновение с борьбой против волхвов. В отличие от своих предшественников ученый признал сообщение о создании сочинения по дороге в Царьград («досюде могох написати даже несоша ны Царюграду») позднейшей вставкой, относящейся только к одному из списков С. Попытка атрибутировать С. святого Григория Даниилу игумену, предпринятая Б. А. Рыбаковым, малоубедительна. С., называющееся в рукописях «Слово святаго Григорья изобретено в толъцех о том, како первое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали, то и ныне творят», не получило широкого распространения в рукописной традиции. Помимо Паисиевского сборника (ГПБ, Кир.-Белоз. собр., № 4/1081), в котором, по единодушному мнению исследователей, лучше всего сохранился первоначальный текст памятника, С. известно еще в двух рукописях (ГПБ, Соф. собр., № 1295; Кир.-Белоз. собр., № 43/1120). С. было использовано при составлении компилятивного «Слова святого отца нашего Иоанна Златоустаго... о томь, како пьрвое погании веровали в идолы...» (напеч. Н. Гальковским: Борьба христианства..., т. 2, с. 55-63), из которого в свою очередь были сделаны вставки в особую редакцию С. святого Григория (ГИМ, Чуд. собр., № 270). Изд.: Буслаев Ф. Историческая христоматия церковнославянского и древнерусского языков. М., 1861, стб. 528-530; Летописи Тихонравова, т. 4, с. 96-105; Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. СПб., 1897, в. 3, с. 231-235; Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси, т. 2. - Зап. имп. Моск. археол. ин-та. М., 1913, т. 18, с. 17-35; Аничков Е. В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914, с. 380-386 (Зап. ист.-филол. ф-та СПб. унив., ч. 117). Лит.: Срезневский И. Свидетельства Паисиевского сборника о языческих суевериях русских. - Москвитянин, 1851, № 5, с. 52-64; Азбукин П. Очерк литературной борьбы представителей христианства с остатками язычества в русском народе (XI-XIV вв.). - РФВ, 1896, № 2, с. 226, 237, 244, 246; Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Харьков, 1916, т. 1; Мansikka V. J. Die Religion der Ostslaven. Bd 1. Quellen. Helsinki, 1922, S. 160-172; Ильинский Г. А. Одно неизвестное древнеславянское божество. - Изв. АН СССР. Сер. 6, 1927, № 5-6, с. 369-372; Łowmiański H. Religia słowian i jej upadek: (w. VI-XII). Warszawa, 1979, s. 130-153; Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981, с. 11-30. Т. В. Буланина |
|
Слово святого Иоанна Милостивого о исходе души - переработанный фрагмент из Жития Иоанна Милостивого (Gеlzеr Н. Leontios’ von Neapolis Leben des heiligen Johannes des Barmherzigen Erzbischofs von Alexandrien. Freiburg im Breisgau; Leipzig, 1893, S. 81-83; в славянском переводе: ВМЧ, ноябрь, дни 1-12. СПб.,1897, глава 41, стб. 866-868; Куев К. Иван Александровият сборник от 1348 г. София, 1981, с. 97-98, ср. об этом переводе: Соболевский А. Церковно-славянские тексты моравского происхождения. - РФВ, 1900, т. 43, № 1-2, с. 167-168), который вычленялся из Жития уже в греческой рукописной традиции (Наlkin F. Auctarium Bibliothecae hagiographicae graecae. Bruxelles, 1969, p. 101; «Пандекты» Никона Черногорца. Почаев, 1795, л. 242 об.-243 (слово 32)). С. входит в состав «Измарагда»; мнение А. С. Архангельского о том, что сочинение это в «Измарагде» заимствовано из «Пандектов» Никона Черногорца (см. Пандекты и Тактикон Никона Черногорца), нуждается в проверке, ибо перевод в «Пандектах» и «Измарагде» различный. Иногда С. приписывалось Иоанну Златоусту; оно представляет интерес для истории древнерусских сочинений о посмертных мытарствах (ср. Ефрем, автор Жития Авраамия Смоленского). Вероятно, на основе этого С. создано «Слово о исходе души и о восходе на небеса по смерти» (изд.: ВМЧ, октябрь, дни 19-31. СПб., 1880, стб. 1984-1985; Франко. Апокрифы, т. 4, с. 228-229), которое входит в состав Пролога под 29 октября (Петров Н. О происхождении и составе славяно-русского печатного Пролога. Киев, 1875, с. 211; Описание рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библиотеке Казанской духовной академии. Казань, 1881, ч. 1, с. 564). «Слово о исходе души» входит также в Паисиевский сборник (Срезневский. Сведения и заметки, № 56, с. 301; ссылка на Кирилла, епископа Туровского, ошибочна). Попытка приписать его Максиму Греку (Иванов А. И. Литературное наследие Максима Грека. Л., 1969, № 53) не выдерживает критики. Изд.: Франко. Апокрифы, т. 4, с. 227-228. Лит.: Архангельский А. С. Творения отцов церкви в древнерусской письменности. Казань, 1890, т. 4, с. 111-112; Яковлев В. А. К литературной истории древнерусских сборников: Опыт исследования «Измарагда». Одесса, 1893, с. 23, 173. Д. М. Буланин |
|
Слово святых апостол: Петра и Андрея, Матфея и Руфа, и Александра - апокрифический памятник, посвященный описанию хождения апостолов в «варварский город» для проповеди. Он известен в настоящее время в трех списках, из которых полным и имеющим заглавие является только один, датируемый XVII в. (опубл. Н. С. Тихонравовым), два же других представляют собой отрывки, дошедшие в составе: один - рукописи XII в. (опубл. К. Истоминым), другой - рукописи рубежа XIV-XV вв. (неопубл.: ГПБ, Соф. собр., № 1261, л. 25-25 об.). Повествование апокрифа начинается с сообщения о том, как апостолы, покинув некий «град человекоядцев» (о котором - важно обратить на это внимание - текст не дает никаких разъяснений), были подняты чудесной силой на гору, где явившийся им Христос повелел идти на проповедь в город варваров. По пути в город апостолы встречают пашущего ниву старца и просят у него хлеба. Старец оставляет апостолов сторожить его пашню и волов, а сам уходит за хлебом в город. В его отсутствие апостолы вспахивают и засевают его ниву, на которой сразу же чудесным образом вызревает урожай. Вернувшийся с хлебом старец, потрясенный чудом, благодарит апостолов и ведет их в свой дом. Горожане, увидав в руках пахаря сноп от чудесного урожай, принуждают его рассказать о том, как это произошло. Узнав об апостолах, варварские старейшины пытаются предотвратить их появление в городе и решают для этого поставить в городских воротах нагую блудницу, надеясь, что при виде ее апостолы повернут прочь. Но апостол Андрей обращается с молитвой к архангелу Михаилу, прося у него подвесить блудницу «на аере за власы» на то время, пока они войдут в город для проповеди. Подвешенная «на аере» блудница кается в своих грехах и обращается в истинную веру, а вслед за ней, видя это чудо, обращается к христианству и множество других горожан. На описании проповеди апостолов в городе кончается текст С. в списке XVII в. Но в отрывке XII в. (начинающемся со слов о замысле варваров выставить во вратах блудницу) повествование продолжено рассказом о богатом горожанине Онисифоре, который во время всеобщего обращения варваров тоже пожелал примкнуть к вере апостолов, но не захотел, как они учили, оставить свои богатства и близких. Онисифор стал избивать апостолов Андрея и Петра, взбешенный их аскетическими требованиями, а услышав от Петра слова Христа о том, что «легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому войти в царство небесное», - в глумлении требовать, чтобы ему было явлено чудо в доказательство этих слов. На обращении апостола Петра с молитвой к богу о даровании чуда обрывается список XII в. Исследователями установлено, что С. представляет собой перевод греческого апокрифа о хождении апостолов в страну варваров. В греческом оригинале, известном в нескольких списках, имеются все опорные сюжеты С.: о пахаре, о блуднице, о Онисифоре (греческий текст заканчивается на том, что бог являет испрашиваемое Петром чудо, и на глазах всего народа верблюд проходит в игольное ушко, а Онисифор с этого момента становится приверженцем христианства). В греческой рукописной традиции как отдельный памятник существует также Хождение апостола Андрея в страну антропофагов. Западные и русские ученые высказывали мнение о том, что Хождение апостолов в страну варваров первоначально представляло собой одно целое с этим памятником, являлось его продолжением. О былой связи двух памятников свидетельствует начало греческого Хождения в страну варваров, читающееся в русском переводе (т. е. в С.) так: «Яко изыдоша апостоли Христови из града человекоядьска, и се облак светел восхити я на гору...». В русской рукописной традиции оба Хождения тоже существуют отдельно друг от друга. Старший из известных в настоящее время русских списков Хождения апостола Андрея в страну человекоядцев (см. Апокрифы о Андрее Первозванном) датируется серединой XV в. Пока не разрешен вопрос о том, были ли оба Хождения переведены на русский язык одновременно, в составе единого памятника, или каждое из них переводилось по отдельности в разное время. Поскольку в сохранившихся греческих рукописях памятники зафиксированы только врозь, они могли появиться врозь и в русской литературе. В русских индексах отреченных книг, начиная с Изборника 1073 г., согласно с греческими индексами, содержится упоминание «Обходов апостольских» (вар. «Обхождения и учения апостольская»). В ряде русских списков это упоминание сопровождается пояснительной глоссой такого содержания: «Что приходили (апостолы. - Н. П.) ко граду и обретоша человека, орюща волы, и просиша хлеба. Он же иде во град хлеба ради. Апостоли же без него взоравше ниву и насеяша. И прииде с хлебы и обрете пшеницу зрелу». Следовательно, эти списки под запрещавшимися «Обходами апостольскими» подразумевали только один памятник, а именно наше С. Этот факт нуждается в истолковании будущих исследователей, так как греческие индексы, конечно же, имели здесь в виду (ср. περίοδοι - «обходы», «хождения») не одно произведение, а группу. Благодаря датировке сохранившегося старшего списка мы знаем, что в XII в. С. уже существовало в русской письменности, более точно время перевода его на русский язык не установлено. Исследователи обращали внимание на то, что лежащий в основе апокрифа мотив награды за помощь встречается в большом числе народных легенд о хождении по земле Христа совместно с апостолами или святыми. Отмечалось влияние памятника на былину о Микуле Селяниновиче. Изд.: Тихонравов. Памятники, т. 2, с. 5-10; Истомин К. Из славянорусских рукописей об апостоле Андрее. СПб., 1904, с. 11-14. Лит.: Васильевский В. Русско-византийские отрывки. - ЖМНП, 1877, январь, с. 58-76; Сумцов Н. Очерки истории южнорусских апокрифических сказаний и песен. - Киевская старина, 1877, сентябрь, с. 44; Порфирьев. Апокрифы новозаветные, с. 101; Сперанский М. Н. Апокрифические Деяния ап. Андрея в славяно-русских списках. - Тр. Моск. археол. о-ва. М., 1894, т. 15, вып. 2, с. 35-75; Лавров П. А. Апокрифические тексты СПб., 1899, с. XIV, 40-51 (отд. отт.: СОРЯС, т. 67); Халанский М. К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем. - ЖМНП, 1903, ноябрь, с. 28-31; Яцимирский. Библиографический обзор, с. 38-39; История русской литературы. М.; Л., 1941, т. 1, с. 79-80. Н. В. Понырко |
|
См.: Задонщина |
|
Спиридон-Савва (по прозвищу Сатана) (2-я пол. XV - нач. XVI в.) - киевский митрополит, писатель и публицист. Биографические данные о С. устанавливаются на основании ряда источников. Наиболее ранние известия о нем записаны под 1476 г. в Летописи Типографской: «Того же лета прииде из Царяграда в Литовьскую землю митрополит, именем же Спиридон, а родом тверитин, поставлен по мзде патриархом, а повелением турскаго царя» (ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 195). Поставление С. в митрополиты объясняется следующими обстоятельствами. В 70-х гг. XV в. шла ожесточенная борьба за митрополию «всея Руси» между московским и литовским: митрополитами. С., выступив в качестве третьего претендента, сумел получить от константинопольского патриарха посвящение в этот сан. По всей видимости, Москва опасалась его более всего как представителя тверской политической силы. Отречения от С. московские власти прежде всего потребовали от тверского епископа. В «утвержденной» грамоте Вассиана, получившего тверскую кафедру в 1477 г., специально сообщается о С.: «А к митрополиту Спиридону, нарицаемому Сатане, взыскавшаго во Цариграде поставлениа, во области безбожных турков, от поганаго царя, или кто будет иный митрополит поставлен от латыни или от Турскаго области, не приступити мне к нему, ни приобщениа, ни соединениа ми с ним не имети никакова» (РИБ. СПб., 1880. Т. 6. С. 683-684). О поставлении на «киевскую митрополию всея Руси» сам С. говорит в наиболее раннем из дошедших до нас его произведений - в «Изложении о православней истинней нашей вере». Король Казимир не принял поставленного в Константинополе нового митрополита. В Литве С. оказался в заточении. В Летописях Софийской II и Львовской под 1482 г. рассказано о безуспешной попытке С. прибегнуть к помощи Ивана III для своего освобождения (ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6. С. 233). Очевидно, С. был очень деятельным и ловким человеком, так как здесь же в летописи отмечено, что прозвище Сатана он получил за свою «резвость». И видимо, не без оснований было сказано о поставлении его в митрополиты «по мзде». Когда и при каких обстоятельствах С. удалось освободиться из заточения и перебраться на Русь, остается неизвестным. Но и на Руси отрицательно отнеслись к притязаниям С. на киевскую митрополию, в епископской присяге времени митрополита Симона (1495-1511 гг.) упоминался С. среди лиц, от которых отрекалась русская церковь (РИБ. Т. 6. С. 451-452; Макарий [Булгаков]. История русской церкви. СПб., 1879. Т. 9. С. 64). Предпринимал ли С. на Руси какие-либо шаги в связи с присвоением ему митрополичьего сана - неизвестно, но тем не менее он оказался в заточении в Ферапонтове монастыре. Случилось это между 1483 и 1503 гг. Из Жития Зосимы и Савватия узнаем, что в 1503 г. С. проживал в Ферапонтовой монастыре. Находясь в заточении, сам С. не отказался от высокого сана, так как и в своем последнем произведении (Послании о Мономаховом венце) он обращается к своему адресату, как положено митрополиту. До нас дошло три сочинения С., относящихся к последнему периоду его жизни. Два из них написаны С. по заказу, следовательно, он был известен как человек пишущий. Первым по времени написания из сохранившихся произведений С. является «Изложение о православней истинней нашей вере», появление которого обусловлено жизненными обстоятельствами автора. По всей видимости, оно относится к первым годам заточения С. в Ферапонтовом монастыре, ибо, рассказывая о себе, С. замечает: «... сладки нам юзы и радостна изгнаньа». Правда, существует мнение, что это произведение написано было еще в Литве (Никольский А. Спиридон, митрополит Киевский // РБС. 1909. Т. 19. С. 259). В самом начале «Изложения» он сообщает о целях своего сочинения - описание семи вселенских соборов. Далее С. рассказывает о себе, о своем поставлении в митрополиты и об изгнании, затем уже говорит о соборах. Он стремится доказать свою постоянную приверженность православию, что и можно считать истинной целью «Изложения». Верность православию Спиридону надо было доказывать постольку, поскольку его поставление в митрополиты в «области безбожных турок» расценивалось равным поставлению в Риме («от латинян»). Рассказывая о борьбе вселенских соборов с ересями, С. каждый раз добавляет о своем отрицательном отношении к этим ересям и придает их проклятью, а себя считает невинно пострадавшим за православие. В «Изложении», кроме того, затронут вопрос о неприемлемости накопления богатств церковью. Памятник не опубликован, читается в рукописи ГПБ, Соф. собр., № 1451, л. 243-261 об. Над Житием Зосимы и Савватия соловецких С. трудился в 1503 г. Об участии его в работе над этим произведением сообщается в предисловии и послесловии к Житию. В создании Жития С. выполнил роль соавтора и редактора, подвергнувшего произведение литературной обработке по просьбе Досифея, первоначального составителя Жития. Последний обратился к С., «понеже бе муж мудр, измлада извыче и добре умея божественная писаниа новая и ветхая» (ГБЛ, Волок. собр., № 659, л. 309). В послесловии к Житию С. сообщил, что он описал жизнь Зосимы и Савватия, использовав и записи Досифея, и его дополнительные устные рассказы. Согласно позднее составленному новому предисловию к Житию, которое приписывается Максиму Греку, С., хотя и провел литературную обработку произведения, но не в достаточной степени («Отчасти убо исправи и добрословием украси, но не все» - Ключевский. Древнерусские жития. С. 201). Так или иначе, но современники видели в С. писателя-профессионала, способного придать произведению подобающие жанровые черты. Помимо Досифея, считавшего, что С. знает «писаниа новая и ветхаа», архиепископ Новгородский Геннадий, одобривший обращение Досифея за помощью к С., тоже отметил эрудированность последнего: «Сии человек в нынешняя роды беяше столп церковный, понеже измлада извьтче священная писаниа» (ГБЛ, Волок. собр., № 659, л. 309 об.). К сожалению, нет исследования, в котором была бы дана аргументированная характеристика С. как агиографа, однако это возможно сделать только после проведения текстологического анализа списков Жития Зосимы и Савватия. По мнению И. Яхонтова, Житие Савватия бедно фактическими сведениями и более украшено общими чертами агиографического стиля, в Житии Зосимы больше содержится конкретных фактов. В целом, как считает И. Яхонтов, С. не достиг совершенства стиля «плетения словес», хотя в произведении в достаточной степени использованы стилистические обороты, близкие Пахомию Сербу. Известностью С. как широко образованного человека объясняется работа его еще над одним произведением, содержание которого со всей ясностью показывает, что писателя интересовала не только церковная, но и историческая и современная политическая литература. Будучи уже девяностолетним старцем, примерно в 10-х гг. XVI в. С. написал еще одно произведение, оформленное в виде послания и известное в научной литературе под названием Послания о Мономаховом венце. Оно было написано С. в ответ на запрос какого-то очень влиятельного лица, имя которого в дошедших до нас рукописях не сохранилось (С. пишет: «Потребовал еси он нас своим писанием и нашими чернецы»). Судя по косвенным данным, этим лицом мог быть Вассиан Патрикеев, который занимал в то время видное положение при дворе Василия III. Как сообщает сам С., перед ним была поставлена задача изложить происхождение династии русских великих князей на фоне важнейших событий мировой истории. С. в своем произведении, начиная рассказ с потомков Ноя, устанавливает генеалогическую связь предков Василия III с римским императором Августом через Пруса, который якобы был родственником Рюрика. Говоря о родстве русских великих князей с римским императором, С. тем самым утверждает престиж великокняжеской власти. Кроме того, в Послании приведена легенда о том, как Владимир Мономах получил царский венец от византийского императора. Этим доказывалось то, что русские князья издревле и традиционно владели регалиями царских достоинств. Василия III, так же как Владимира Мономаха, С. называет «вольным самодержцем» и царем. Начиная словами: «А иже рече о вчинении родов Литовского княжества», С., вслед за описанием высоких достоинств русских великих князей, добавил родословие литовских князей. Согласно повествованию С., последние стояли в генеалогическом отношении на значительно более низкой ступени по сравнению с русскими князьями. По его утверждению, они происходили от «Гегиминика» (Гедимина), который всего-навсего был «конюшецем» мелкого вассала смоленского князя Ростислава Мстиславича. Весь рассказ о родословии литовских князей поставлен в зависимость от событий русской истории, причем в центре повествования оказались тверские князья Александр Михайлович и его сын Михаил Александрович. С. прославляет деятельность тверских князей, говорит о них как о великих князьях, которые стремились восстановить запустевшую Русскую землю после татарских разгромов. Именно в этой части повествования С. со всей очевидностью обнаружилась связь его с традициями тверской политической литературы XV в. Только тверским происхождением автора можно объяснить то, что в XVI в. в произведение на политическую тему, прославляющее авторитет власти московских князей, были включены некоторые факты о ведущей роли тверских князей в общерусских событиях XIV в. Эта оплошность С. была устранена сразу же в последующей обработке содержания его Послания. С. не всегда придерживается традиции и в передаче общеизвестных исторических фактов, допускает и неточности, которые следующий редактор тоже постарался устранить. Проникшая в Послание С. тверская тема указывает на то, что источники легенд, обосновывающих авторитет великокняжеской власти на Руси в XVI в., надо искать в политической литературе тверского княжества, где в XV в. был высоко развит придворный этикет. В Слове похвальном инока Фомы и в «Предисловии летописца княжения Тверского» тверские князья именуются царями и самодержцами. Теми же терминами пользуется С., говоря о Василии III, хотя в официальной практике того времени они еще не были общеприняты. В целом С. справился с возложенным на него заданием: он дал фактический материал для прославления и обоснования высокого авторитета великокняжеской власти. Его Послание легло в основу Сказания о князьях владимирских, которое широко использовалось в политической практике русского централизованного государства XVI в. В научной литературе существуют и иные точки зрения на зависимость между текстами Послания и Сказания о князьях владимирских и на обстоятельства их создания (см. исследования И. Н. Жданова, А. А. Зимина, А. Л. Гольдберга). Изд.: ВМЧ. Апр., дни 8-21. М., 1912. Стб. 502-595; Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955. С. 159-170 (Лурье Я. С. [Рецензия] // НОЛЯ. 1956. Т. 15, вып. 2. С. 171-177). Лит.: Ключевский. Древнерусские жития. С. 198-203; Яхонтов И. Жития св. северно-русских подвижников Поморского края как исторический источник. Казань, 1881. С. 13-32; Жданов И. Н. Повести о Вавилоне и «Сказание о князьях владимирских» // ЖМНП. 1891. Т. 10. С. 325-362; Зимин А. А. Античные мотивы в русской публицистике конца XV в. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972. С. 129-138; Гольдберг А. Л. К истории рассказа о потомках Августа и о дарах Мономаха // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 30. С. 204-216; Дмитриева Р. П. О текстологической зависимости между разными видами рассказа о потомках Августа и о дарах Мономаха // Там же. С. 217-237. Р. П. Дмитриева |