Наши партнеры
ТРЕТИЙ ОТДЕЛ. Главные философские направления
II. Метафизические направления
§39. Дуалистический материализм.
1. Материализмом мы называем всякое направление, которое считает материю и свойства тел, вытекающие из нее, за субстанцию вещей. Все существующее и происходящее материализм или непосредственно считает за телесное, или видит в них явления, имеющие свой источник в материальных свойствах тел. Первоначальный материализм по своему общему характеру вполне соответствует наивному эмпиризму в его первоначальной форме, которому он обыкновенно сопутствует в качестве его метафизического дополнения. Материализм и наивный эмпиризм совместно указывают на предметную форму мышления, свойственную философскому умозрению самого раннего времени. Предметы телесного мира рассматриваются ими как действительно данные, и даже, где вследствие стремления разума к единству принимается единый принцип, объединяющий разнообразие явлений, там этот последний мыслится телесным. Поэтому такой принцип в древнейшем умозрении является в форме первое ещ ее т- \
ва\ в тех-же случаях, когда зарождается мысль о господстве количественных законов, эти последние облекаются в телесные формы, в правильные геометрические фигуры элементов. Собственное бытие человека по его сущности считается также телесным. Духовные процессы происходят в отдельных органах и представляют собой их деятельность* Сама душа в самых ранних учениях врачей и философов, подобно тому как и в анимистических воззрениях народной веры, вполне еще отождествляется с дыханием. Язык выражает это понимание в словах, как-то дух, anima, φυχή. Однако, противопоставляя все же духовное, как более нежную материю, телесному миру, как более грубой, этот первоначальный материализм — дуалистичен.
2. Три мотива содействовали выработке примитивного дуалистического материализма, господствующего в первоначальный период философии. Первый кроется в общей монистической тенденции нашего мышления, которая требует однородности вещей и выражает это требование допущением однородного первовещества или однородных основных элементов. В философии этот первый мотив ясно выступает в допущениях единого основного вещества у древних ионийских физиков. Сюда присоединяется в качестве второго мотива представление, в зародыше заключающееся в анимизме народной веры и потом впервые развитое школой врачей, представление, что душа — жизненный принцип и, следовательно, вещество, легко подвижное и потому легко движущее другие тела. Это представление обнаруживается в отождествлении души и дыхания, в сравнении ее с подвижными пылинками в солнечных лучах, — сравнение, принадлежавшее пифагорейцам по свидетельству Аристотеля, —-ив некоторых воззрениях позднейших натурфилософов: в основном принципе Гераклита, огне, который представляет собой самое подвижное вещество и, вместе с тем, λόγος, разумный принцип, и в учении Демокрита, по которому душа состоит, подобно огню, из круглых весьма подвижных атомов. Наконец, в качестве третьего мотива, позднее всего выдвинутого в философии, выступает взгляд, развившийся внутри наивно-эмпирического направления, взгляд, что при чувственном восприятии сам объект через отделяющиеся частички переходит в воспринимающий субъект. Сводя образование чувственного восприятия к телесному процессу, эта теория сообщает примитивному материализму некоторое научное обоснование: она не останавливается на допущении, что душа — телесная субстанция, но пытается объяснить духовные процессы, из которых слагается вся душевная жизнь, посредством материальных процессов движения.
3. Все эти мотивы совместно в первый раз ясно выступают в атомистической метафизике. Атомистика — первая проведенная научно форма дуалиастического материализма. Она в резко очерченном виде содержит три мотива, обусловившие возникновение этого направления. Атомы субстанционально вполне однородны; таким образом, здесь дается удовлетворение монистической тенденции нашего разума в тех размерах, в каких это совместимо с разнообразием явлений. Ставя духовное в связь с наиболее подвижными атомами, атомистика понимает его как движущую силу. Наконец, тождество ощущения с ощущаемым в атомистике проводится строже, чем в учении о качественно различных элементах, так как впечатления, возникающие от предметов, здесь мыслятся как полные, только уменьшенные образы самих объектов. Из связи этих трех предпосылок вытекают два важные дня последующего времени принципа: принцип постоянства материи и принцип единства и неизменности действующих причин. Атомы не могут ни возникать, ни пропадать; толчок, от вечности распространяющийся между ними и производящий все новые и новые движения, — единственная неизменная с количественной стороны причина всех изменений. Закон «из ничего ничто не происходит» имеет значение как для субстанции, так и для смены ее состояний. Такая мысль о строгой безусловной причинности, вместе с тем, исключает всякую творческую деятельность в природе; она сводит цель к обманчивому призраку и необходимо приводить к заключению, что и духовная жизнь по своей сущности представляет собой не что иное, как механическое движение. Таким образом, все взгляды более позднего материализма уже содержатся в этой первоначальной форме сознательно выступившего материализма. Атеизм позднейших материалистов также подготовляется в воззрениях Демокрита, так как, согласно антителео логическому характеру этой философии, боги лишены влияния на ход вещей. Если Демокрит и считает еще богов за существа, находящиеся между небом и землей, то это допущение — только результат наивно-эмпирического воззрения, не умеющего еще найти иного объяснения представлений о богах> — вспомогательное средство, которое, естественно, должно было сойти со сцены, коль скоро чувственные представления подверглись более строгой критике.
4. В последующее время материалистическая атомистическая систе-л с двух сторон была оттеснена на задний план: во-первых, скептичес-ivHM недоверием ко всякому космологическому умозрению возбужденным софистикой, и, во-вторых, сильнее и продолжительнее — платоновским идеализмом, исходящим от совершенно иных предпосылок и требований. К идеализму в аристотелевской системе присоединяется реалистическое направление, проявившееся особенно в естественнонаучных исследованиях, и уже в аристотелевской школе выступает очевидное предрасположение к материалистическим представлениям, которые не резко противополагаются идеализму только вследствие господства целевого принципа. Этим уже подготовляется переход к двум последним материалистическим системам античной философии: к стоицизму и эпикуреизму. Стоицизм, по своему метафизическому характеру, — телеологический и теологический материализм, который через возвращение к древним космологическим идеям своеобразно сочетал противоречащие друг другу взгляды и потому представляет собой эклектическую систему возникшую из разнородных источников. Эпикуреизм прямо возвращается к атомистике Демокрита. Однако, он смягчает строгую последовательность атомистического материализма, оставляя рядом с механической причинностью атомов свободное место в объективном мире случаю, в поступках человека — автономии воли. Таким образом, каждая из этих систем — продукт духа своего времени: хотя в общем миропонимании они склоняются к материализму, однако, они ограничивают его ради этических интересов известными условиями, в чем сказывается влияние телеологического направления аристотелевской философии. Этот характер вполне сохраняется и в последующих системах в период перехода греческой философии в христианскую. Неоплатонизм и гностицизм, хотя они и считают божество по природе чисто духовной сущностью, однако, в своем учении о последовательном ряде существ и об общегши индивидуального духа с божественным в состоянии просветления сильно проникнуты материалистическими идеями, которые потом, конечно, подчиняются в них, подобно тому, как это было уже в стоицизме, телеологическому и теологическому направлениям. Этот характер материализма, вызванного не столько естественнонаучными взглядами, сколько резко проявившимися религиозными потребностями, оставил еще следы в трудах многих из древних мыслителей патристического периода, как то Оригена, Тертуллиана, деятельность которых предшествует окончательной победе платонизма внутри христианского миросозерцания. Наоборот, церковная философия более позднего времени вполне стоит под знаменем сначала платоновского идеализма, потом аристотелевского реализма. В период падения схоластики, с развитием номинализма, возрождаются опять материалистические идеи, которые, однако, оттесняются скептической тенденцией и ясно обозначенным религиозным характером этого направления.
5. В лице новой естественной науки материализм приобретает могущественную союзницу. Устанавливая во многих областях исследования природы механическое объяснение явлений, которое некогда представлялось идеалом демокритовской атомистике, естественная наука старается распространить механическое миропонимание на органические явления, а отсюда на феномены духовной жизни и морального мира. В философии XVII века это материалистическое течение, исходящее от естественной науки, выступило в двух формах. С одной стороны, возникла попытка опять возвратиться к тому древнему миросозерцанию, в котором встречались эти идеи: к демокритовской и эпикурейской системам. Так, Гассенди восстановил дуалистический материализм. С другой стороны, напрашивалась попытка построить на основании вновь добытых механических взглядов, успех которым преимущественно обеспечил Галилей, единую философскую систему. Таким образом и возникла попытка обоснования монистического материализма, предпринятая впервые Томасом Гоббсом.
Демокрит. Тексты. Лукреций Кар. О природе вещей, кн. 1 и 2. Π л у т а р х. De communibus notitiis. Scripta Moralia (критика стоической философии). П. Гассенди. Свод философии Эпикура.
§40. Монистический материализм.
1.. Как бы плодотворно ни было и для последующего времени новой естественной науки введение в нее понятия об атоме, однако, дуалистический материализм как миросозерцание не играл больше никакой сколько-нибудь значительной роли. Он был вытеснен монистическим материализмом, который несравненно больше шел навстречу стремлению нашего мышления к единству и, сверх того, находился в большем согласии с ростом изучения психических фактов. Таким образом, развиваясь не просто в противоречии с одновременными идеалистическими направлениями, но находясь также в известной оппозиции к дуалистическому атомистическому материализму, монистический материализм различается от последнего преимущественно своим основным воззрением, что духовная жизнь не является свойством специфических материальных элементов, но вообще есть общее свойство материи, выступающее при определенных условиях. Помимо этого он направляется против двух дальнейших предпосылок древнего материализма: против допущения существования между атомами пустых промежуточных пространств и против объяснения чувственного восприятия через истечение от предметов их уменьшенных образов (см. стр. 274-275). Считая телесную сущность предметов за единственно данное нашему познанию, этот новый материализм должен был признать пустые промежуточные пространства за сомнительные метафизические измышления. Поэтому в XVII столетии не только у Гоббса, но также и в натурфилософии Декарта приобретает значение корпускулярная гипотеза. Признавая элементы материи за маленькие тельца, повсюду соприкасающиеся друг с другом и делимые до бесконечности, поборники этой гипотезы надеются, насколько возможно, избежать всяких предпосылок, оставаясь в то же время верными требованию, что материя исключительно наделена свойствами, воспринимаемыми нами в действительных вещах. Значительно позднее, именно благодаря выводам из химических законов соединения элементов в простых весовых отношениях, современный материализм победил предубеждение против атомистики.
2. Древнее учение об истечении образов от предметов, благодаря новым естественнонаучным результатам оказалось совершенно неосновательным. Новую теорию подготовил уже Аристотель, допустив, что в процессе восприятия принимает участие промежуточный фактор между объектом и органами чувства. Чтобы найти дорогу к теории восприятия, удовлетворяющей требованиям монистического материализма, следовало только заменить его качественные представления количественными, механическими. Уже Гоббс в этом отношении выдвинул точку зрения, сохраненную в существенных чертах и современным материализмом. Внешнее возбуждение — движение, которое передается от объекта органу чувства; действуя на чувствительные нервы, оно в конце концов передается мозгу в виде движения, таким образом, с сохранением своей первоначальной материальной природы. Следовательно, эта новая теория, подобно старой, считает само ощущение за телесный механический процесс; однако, этот процесс не состоит в том, что предмет производит прямой отпечаток в воспринимающем субъекте, он состоит в распространении внешнего процесса движения, который, прежде чем он достигнет ощущающего органа — таковым считается мозг, — проходит различные стадии. В связи с этой новой теорией восприятия начинают, конечно, сознавать, что ощущение и процесс движения в мозгу, при· знанный за последнее действие внешнего впечатления, строго говоря, несравнимы друг с другом: ощущение никогда нам не дается в виде процесса движения. С целью устранить это затруднение, уже Гоббс воспользовался аналогией, которая сохранилась и на дальнейших стадиях развития монистического материализма, поскольку последний остался верен стремлению свести все действительные естественные процессы к механическим движениям; эта аналогия с отношением объективно точного восприятия к иллюзии. Ощущения и все духовные процессы, возникающие из них, по своей истинной природе — движения мельчайших частиц. Но эти движения мы воспринимаем только неясно. Таким образом, в нас возникают «призраки», среди которых, строго говоря, и вращается поэтому вся наша духовная жизнь. Допустив в этом пункте аналогию, ее легко можно было провести и дальше. Так, уже Гоббс провел параллель между эгоизмом и постоянством и самосохранением тела; исходя из положения, что государство — сложный искусственный организм, он пытался возникновение общества и государства объяснить из естественного стремления индивида к самосохранению.
3. Влиятельнейшим противником механической формы нового материализма в течение долгого времени оставался картезианский дуализм, который 4 области неорганических и даже органических явлений вполне придерживался механического миросозерцания, в области же духовной жизни пытался его отклонить через допущение самостоятельной субстанции — души, основное свойство которой — мышление. При этом особенно сильное влияние оказало развитое Декартом воззрение, что материя обладает только пассивными свойствами и этим отличается от всего духовного, первоначальная сущность которого — активность. Это воззрение, непосредственно вызывавшее допущение, что и во внешней природе происхождение всех движений должно быть приписано вне-
мировому интеллекту, в последующий период вооружила как философию, так и естественную науку против механического материализма. Так, противниками его были два выдающиеся естествоиспытателя конца XVII столетия, Исаак Ньютон и Роберт Бойль. Указанное воззрение заставило Ньютона признать действие на расстоянии небесных тел за явление, истинное происхождение которого скрыто от нас: материя, как вполне пассивный принцип, может во вне обнаруживать действия только в том случае, если они ей самой сообщены, после чего она их передает чергз простое соприкосновение. Последнее основание всякого проявления силы и в области внешней природы Ньютон видел поэтому в духовном принципе, который, кажется, у него играл ту же роль, что «assistentia supranaturalis»* в окказионализме. Лейбниц еще сильнее подчеркнул эту духовную природу сил: его философия в последний период рассматривала материю вообще только как способ проявления внутреннего духовного бытия вещей (см. стр. 181-182).
4. Это явно антиматериалистическое течение в естественной науке конца XVII и начала XVIII века было ослаблено под влиянием все более и более укрепляющегося взгляда, что действие на расстоянии не представляет собой просто, как думал Ньютон, явления еще неизвестных сил, но само является силой, первоначально свойственной самой материи. Благодаря этому, исчезло со сцены картезианское представление об абсолютной пассивности материи: материя превращается в общую носительницу естественных сил, и теперь уже при случае телеологические воззрения могли быть совмещены с материалистическими взглядами. Однако, материализм этого времени все же был склонен преимущественно к механическому объяснению, поэтому его главной выразительницей является механическая школа врачей, примыкающих к Гарвею и Декарту и противоположная школе теологов и анимистов, допускающих существование специфической жизненной силы. Вместе с этим, в начале XVIII столетия, путем своеобразного преобразования одной из великих систем недалекого прошлого, развилась новая форма монистического материализма. Как бы ни незначительно было влияние системы Спинозы на непосредственно следующую за ней умозрительную философию, но на
* Сверхестественное вспоможение (7am.).
отдельных естествоиспытателей и свободомыслящих, воспитавшихся на естественной науке, она оказала громадное действие. В действительности, один из них, Джон Толанд, первый в своем «Пантеистиконе» не только выдвинул на сцену пантеизм, родственный спинозовому, только сильно проникнутый натуралистическим духом, но и ясно изложил основные мысли новой формы материализма, которую мы, в отличие от механической Томаса Гоббса, можем назвать психофизическим материализмом — термином, присвоенным ей, конечно, только в новейшее время. Спиноза протяжение и мышление рассматривал как соответствующие друг другу атрибуты субстанции. Его положению «порядок идей тот же, что и порядок вещей» не трудно было приписать тот смысл, что истинно реальное — протяженные вещи, идеи же только — субъективные образы вещей. Если попытаться дальше разложить каждый из этих модусов, то останется в качестве простейшей формы реального бытия — материальное движение, в качестве простейшей формы идеи — ощущение, соответствующее такому движению. Таким образом и возникло допущение, что ощущение — специфическое свойство материи вообще, которое, однако, только при известных благоприятных условиях, становится сознательным ощущением и которое, ставши таковым, через сочетание с другими ощущениями, образует разнообразные сложные идеи. Сообразно интеллектуальной тенденции психологии этого времени воля, аффекты и чувства понимались обычно, как «идеи» или предста1вления, составленные из ощущений. Связь же простых ощущений, сопровождающих определенные движения материи, по предположению, образуется сама собой, коль скоро под влиянием каких-либо условий телесного механизма возникли движения. Поэтому в сложных психических процессах видели комплексы простых ощущении, в самом же ощущении — ис-ключитецьно свойство материи, которое ей присуще точно так же, как протяжение и непроницаемость. Как из последних должны быть поняты внешние механические свойства материи, так из ощущения—ее внутренние психические свойства. Этим была устранена трудность, выдвинутая учением о «призраках». Однако, при объяснении духовной жизни это направление все же пользовалось внешними механическими свойствами материи: физические процессы, происходящие в мозгу, считались причинами всех связей ощущений, следовательно, всего, в чем состоит собственная сущность духовных процессов. Вследствие этого психофизический материализм вполне попадает в круг материалистических воззрений; это ясно обнаруживается также в том, что нередко один и тот же писатель колеблется между той и другой формами материализма, или ь том, что вообще духовные процессы характеризуются как «отражение» физических мозговых процессов бе? ясного указания, как представляют себе возникновение этих отражений. Так, среди французских философов XVIII столетия Ламетри и Гольбах вообще примыкают к механическому материализму, Дидро и Гельвеции — к психофизическому. Однако, в «Системе природы» Гольбаха встречаются отдельные места в духе психофизического материализма. При переходе к последнему, естественно, было воспользоваться лейбницевским понятием монады, превратив ее, что ьпсрвые сделал Мопертюи, в «ощущающий атом» с целью вместе с тем пойти навстречу вновь возрождающимся атомистическим идеям.
5. Основная тенденция более позднего материализма, именно немецкого, примыкающего большей частью к Людвигу Фейербаху и современной физиологии, вполне носит характер психофизического материализма. Так, натурфилософы этого направления, Молешотт, Л. Бюх-нер9 особенно подчеркивают субъективность и относительность ощущений; материалистическая же тенденция у них обычно проявляется в двух отношение: во-первых, в провозглашении общей зависимости психической жизни от чувственных и мозговых функций; во-вторых, в требо-вании,лтобы вследствие этой зависимости психические процессы были выведены из функций мозга. Подобно натурфилософскому или физиологическому^ к психофизическому материализму сводится также социологический материализм, выступивший около середины XIX столетия и нашедший своих главных защитников в лице К. Маркса и Фр. Энгельса', впрочем, он еще в большей степени, чем натурфилософский материализм, превращает психофизический материализм в неопределенную мысль о полной зависимости духовной жизни от телесной. Рассматривая всякую культуру, как продукт материальных условий бытия, духовную же сторону ее, как «надстройку», возвышающуюся на «базисе» хозяйственных отношений, социологический материализм с его исключительным применением к общественным проблемам вполне устранил метафизические основы материализма; его отдельные предпосылки даже встали в противоречие с метафизикой материализма, например, роль, отводимая социальными теориями этого направления техническим открытиям в смене хозяйственных форм. В этом случае процессы, принадлежащие к духовной стороне культуры, признаются за движущие силы развития материальной культуры и при этом даже не делается попытки непосредственно вывести сами эти духовные силы из материальных условий. Такая неясность метафизических основ социологического материализма имеет свой источник в том, что для него представляют интерес вообще только практические вопросы. Вследствие этого, сам он страдает отсутствием необходимого теоретического фундамента, возвести который, очевидно, было предоставлено физиологическому материализму.
6. Этот последний выступил в новейшее время, главным образом, под влиянием двух факторов: во-первых, анатомии и патологии мозга, к, во-вторых, физиологического направления психологии. Анатомия мозга, в связи с патологической локализацией психофизических расстройств в отправлениях функций, как то: $зыка, функций центральных чувств, наталкивала на представления, которым в начале XIX столетия уже воспользовалась френологическая система Фр. Галля. Последующие исследователи, оставив те же самые предпосылки, пытались только предположения Галля, установленные большей частью произвольно, заменить такими, которые стояли бы в большем согласии с патологическими фактами и анатомией нервов. Сущность предпосылок френологической системы заключалась в том, что они сложные психические процессы ставили в связь с определенными частями мозга, характеризуя их, как «функции» этих, но не выясняя, впрочем, характера связи таких функций с их физическими компонентами. Эти представления приобрели потом значение в двух переходящих друг в друга формах. Согласно первой, целая большая функциональная область, как то: язык, зрительная память или даже так называемый «интеллект», приурочивается к мозговой области более или менее значительной по протяжению; согласно второй, отдельные явления интеллектуальной жизни, «представления» локализуются в определенных элементах мозговой коры, в мозговых клеточках, причем основанием такой локализации каждый раз служили анатомические отношения нервов, экспериментальные и патологические опыты. Хотя эта гипотеза и представляет собой дальнейшее развитие первоначальной основной мысли психофизического материализма, однако ее едва ли можно назвать улучшением его. Предпосылка, что ощущение — основное свойство материи, представляет собой относительно простое допущение, понимание же какого-нибудь запутанного психического процесса—а таким является «представление», рассматриваемое психологически — как «функцию) определенных частей мозга или даже мозговых клеточек так неопределенно, что с ним не связано никакого точного понятия ни в физиологическом, ни в психологическом смысле.
В противоположность этому неопределенному представлению, выдвинутому френологией, новое направление современной психологии, видящее свою задачу в физиологическом объяснении душевных процессов, опять пытается путем возвращения к основным мыслям психофизического материализма, как его выдвинул Джон Толанд, найти более надежный базис для своей системы. Вследствие этого каждый процесс сознания понимается как «сложный феномен», образующийся путем суммирования бесчисленного множества ощущений. Конечно, указанная предпосылка не дает удовлетворительного объяснения психологических процессов; попытки объяснения здесь сводятся частью к общему и неопределенному указанию на зависимость психических фактов от физических, частью к пустым аналогиям между ними.
7. Будучи самым древним миросозерцанием, материализм в большей степени, чем какое-либо другое метафизическое направление, является вполне законченным и реализованным. Социологический материализм в его целом можно рассматривать как ветвь, которая при окончательном решении проблемы приводит к физиологическому материализму и которая сама вытесняется со сцены, коль скоро материализм должен быть отвергнут. Механический материализм в новое время совершенно исчез, так как он со своим утверждением, что психические процессы представляют собой неотчетливо воспринятые движения, приводит к «asylum ignorantiae»* с гносеологической стороны ненадежному. Из обеих форм нового физиологического материализма френологический, если попытаться проанализировать введенное им понятие «функции мозга», необходимо приводит к психологическому, который, вместе с тем, является первоначальной формой психофизического материализма и который считает ощущение за психический элементарный феномен, каждый же сложный процесс сознания — за феномен, выводимый
* Прибежище незнания (лат.). из физиологических условий путем суммирования элементарных фе; > менов. Окончательное суждение о материализме в этой последней с о форме находится в необходимой зависимости от разрешения двух в п-росов: 1) Можно ли действительно понимать сложные духовные проьсс-сы, как простые суммы ощущений? 2) Представляют ли физиологии *с-кие мозговые процессы вспомогательное средство, достаточное тепе/»ьо или, по крайней мере, в будущем, для объяснения связи духовных про-э цессов? Первый из этих вопросов отрицательно разрешается психолси гией, второй — физиологией. Психологический анализ ставит вне сомнения, что психические процессы, например, образование представления, аффект, волевой процесс, не являются простыми суммами ощущений, но процессами, которые покоятся на своеобразных, образующихся по определенным психическим законам сочетаниях элементов, представляющих собой ощущения или чувства. С другой стороны, физиологический анализ нервных процессов подтверждает общий естественнонаучный принцип, что из физических процессов могут быть выведены только другие физические процессы. На основании закона эквивалентности из механических процессов могут выводиться другие механические процессы, из определенных физических энергий — другие такие же энергии. Поэтому как при попытке понимать физиологические процессы в качестве механических, так и при попытке объяснить их из законов энергии, они всегда останутся в кругу физических процессов, которые не стоят ни в какой прямой причинной связи с духовными явлениями. Таким образом, психофизический материализм лишился поддержки как со стороны психологии, так со стороны физики и физиологии, — дисциплин которые он, судя по названию, желал объединить. Однако, он кое-как продолжает еще существовать, пока психологические и физиологические понятия остаются достаточно неопределенными; поэтому еще щ должает играть большую роль простое представление о функциональных отношениях без более точного указания на их сущность. Однако, та ким путем психофизический материализм в конце концов приходи «asylum ignorantiae», к которому некогда пришел и механический.
Гоббс. О теле. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. Т о л а н д. Пантеистикон. Л а м е т p и. Естественная история души. Человек-машина. Дидро. Мысли к истолкованию природы. Разговор Д'Аламбзра и Дидро, Сон Д'Аламбера. Гольбах. Система природы, или о законах мира физического и мира духовного. Френологический материализм: Gall. Sur les fonctions du cerveau etc. 1822—1825. К критике новейших форм френологического материализма и психофизического в психологии см. W u n d t. Zur Frage der Localisation der Grosshirnfunctionen, Philos. Stud. Bd. 6. O психической причинности, там же Bd. 10. Об определении психологии, там же Bd. 12.