Наши партнеры
Тексты
Поэма
— Что станется в пространстве с топором? Quelle idée!
Если куда попадет подальше, то примется, я думаю, летать вокруг Земли, сам не зная зачем, в виде спутника.
Астрономы вычислят восхождение и захождение топора, Гатцук внесет в календарь, вот и все.
Ф. М. Достоевский. "Братья Карамазовы".
Перебираю прошлое в уме.
Читаю, но не вижу в этом смысла.
Один и тот же день меняет числа, и лето приближается к зиме, минуя осень...
Мимо, мимо, мимо!..
Как снег, мерцает битое стекло.
И прошлое уже необозримо, и кажется, от сердца отлегло...
Чем дальше, тем прелестней суета.
Мельканье лиц, чужих и непохожих, прохожие бегут среди прохожих, спешат занять свободные места в автобусах и театральных ложах, на кладбищах...
Святая простота на детских ликах и на пьяных рожах!...
И чудище стозевного метро пар выдыхает — вздохи всех влюбленных поверх отцов семейств и разведенных к Всевышнему летят, как бес в ребро.
Катками утрамбована дорога.
Красавец-Йог выгуливает дога.
Юродивых не стало на Руси.
Тяжелый русский рок грохочет в ухо.
С протянутой рукой стоит старуха, и грязью обдают ее такси.
Мы в двух шагах — и вечность между нами.
На Красной Пресне шины шелестят.
И спецмашины с красными крестами* на красный свет в Галактике летят.
Всевышний Космонавт вниз головой в бесцветном телевизоре всплывает и мирно Человечеству кивает — один за всех — из бездны мировой.
Светла его улыбка неземная, но взгляд, вооруженный до зубов, в упор меня не видит, обнимая весь этот мир голодных и рабов.
Астральное физическое тело, из пустоты он смотрит сквозь меня — и я не человек, и нет мне дела до правды жизни и до злобы дня.
Я лишь одна из квинтэссенций праха, я невесомей, может быть, чем прах.
Агенты Государственного Страха охотятся за мной в иных мирах.
Но и посмертно я не застрахован, однако для всевидящих небес я глух и нем, как Людвиг ван Бетховен, и как никто приветствую прогресс!..
Но я далек от простоты святой и у Христа за пазухой не млею — смешно и скучно флиртовать с судьбой, когда нет сил возвыситься над нею.
Я за себя уже не поручусь.
Слежу за переменами погоды,
* Как поет М. Володина.
записываюсь в очередь, учусь не замечать, на что уходят годы...
Живые деньги, мертвые слова, пустых витрин полярное сиянье, минуя осень, падает листва, бегом, бегом — и кругом голова, и некогда уже качать права и утверждаться через отрицанье!..
А сын Земли, любимый небесами, намного выше низменных страстей, и плачет настоящими слезами мать-героиня всех его детей!..
И рядом он же на другом экране, в другой витрине и за полцены — в Орле, Новосибирске, Магадане, и музыка в соседнем ресторане — гудят Отчизны верные сыны!..
Экран старуха крестит через силу и сквозь меня бросает мутный взгляд.
Уходит в ночь, в метро, в народ, в могилу, сквозь дождь и снег, бензин и термояд.
Идет на фронт, на стройки пятилетки.
На смертный бой, на подвиг трудовой, не к сыну-забулдыге, не к соседке — на красный свет, на голос роковой:
"Народы мира!
Главное — здоровье.
Покой и воля. Если счастья нет.
Но счастье есть! Все больше поголовье
рогатого скота..."
Ей триста лет.
Или хотя бы 80. Или...
Ей все равно. Она уже в раю.
Всевышний Космонавт, над ней не ты ли паришь у мрачной бездны на краю?..
Внимание!
Любовь имеет место.
С родной земли в подземный переход спускается прекрасная невеста.
Плохой грузин цветы ей продает.
Она мурлычет песенку протеста.
И сумочка в руках ее порхает, и сквозь меня плывут ее глаза, и нервная система отдыхает, и влагу выделяет железа...
Ты, трепетная, ты проходишь мимо — и снег цветет и вянет на лету...
Грядущее уже необратимо.
Не падай духом, глядя в пустоту!..
Мы в двух шагах — и космос между нами.
Спеши, дитя косметики, спеши!
Дай лицезреть твой лик в универсаме, в кафе вечернем, где едят глазами, в кошмарном сне, где больше — ни души..
Спеши любить!
Бледна, как смерть-старуха, проходит жизнь с авоськой умных книг, и в испареньях мирового духа шумит камыш, как мыслящий тростник.
Не бойся и не спрашивай:
что делать?
Метут метели, и цветут цветы.
Парад планет начнется ровно в девять.
Командовать парадом будешь ты!
Сама невинность, в свадебном наряде, во всей своей немыслимой красе, ты рождена блистать на том параде, откуда возвращаются не все.
Тебе навстречу в призрачное
Завтра бредут старухи по святой Руси, и тридцать три героя-космонавта выходят из маршрутного такси.
Тебе шофер распахивает дверцу, и весь в цветах служебный лимузин, и, прижимая деньги ближе к сердцу, краснеет от стыда плохой грузин...
Убийственно веселые картинки!
И смех, и грех, и слезы лить не смей!..
Мне одиноко на Центральном рынке.
На черном рынке юности моей...
Во времени, свободном до предела, я в пустоте последний кайф ловлю — и музыка гремит, и нет мне дела, что ты меня не любишь...
Я — люблю!
Мне все равно, кого ты ждешь в толпе, кому из телефона-автомата звонишь, звонишь, не зная, что в тебе — могила Неизвестного Солдата.
Он жив еще. И взгляд его хитер.
Но все вокруг он видит, как в тумане.
Чуть что — он прыгнет в бронетранспортер: сегодня здесь, а завтра где — в Афгане?..
Еще ни разу в жизни не убив, мы оба, но no-разному живые...
Открытый космос и тотальный миф лицом к лицу столкнули нас впервые...
Ты, трепетная, плачешь?.. Дай мне руку.
Я пережил себя. Мне сорок лет.
Ученая! Забудь свою науку.
Ни близких, ни далеких больше нет!
Ты одинока?.. Мы близки по сути.
Мы далеки до жути... Все равно!
Товарищи! Мы все уже не люди!
Мы все уже товарищи давно!..
Во времени, свободном до предела, и, несомненно, в лучшем из миров, где бренное космическое тело сгущается из водяных паров...
……………………………………………..
……………………………………………..
……………………………………………..
……………………………………………..
где, судя по газетам, вор на воре, где пол-Москвы разрушил Моспроект, я проиграл в естественном отборе, но я еще не умер как субъект!
Ты, трепетная, это понимаешь?
Да или нет — неважно!..
Ангел мой!
Мне все равно, кого ты обнимаешь, куда идешь — к нему или домой!..
В своем уме свои считая годы, смотрю вослед... И шины шелестят!..
Я принимаю твой парад, как роды, — и пусть меня потомки не простят и не поймут великие народы!..
Я тоже понимаю не всегда их вечно грандиозные задачи.
Я человек — и не могу иначе!
На том стою... Но ты не скажешь "да"...
Ты движешься по собственной орбите, ты замираешь в сладком полусне, ты растворишься в муже, в детях, в быте — по случаю, по счастью, по весне.
Ты разведешься с мужем, и другие оставят за собой кровавый след бездушной сторублевой хирургии — и раз, и два... И ты не скажешь "нет"...
Но это не сейчас еще — в запасе есть время — и свободное вполне — и, трепетная, юная, в экстазе ты светишься, как истина в вине!
И пусть тебя заочно осуждают
Мать-Героиня и Красавец-Йог.
Товарищи! Свобода возбуждает — и очень возбуждает, видит Бог!..
Все побоку — Госстрах и узы брака, и Профсоюзмультфильм, и Вторчермет!
Что может быть прекрасней — в царстве мрака бестрепетно шагнуть на красный свет!..
Как долго исчезает за углом!..
Все кончено... Во времени свободном я окружен бетоном и стеклом и загрязненным воздухом холодным...
Успехов! Миллиарды поцелуев!..
Машина в парк. Работай, шеф! Дави!
Куда угодно — в Теплый Стан, в Чугуев!..
Держи на лапу, душу не трави!
Железный рубль за мной не заржавеет.
Бумажных денег куры не клюют.
По всей стране весенний ветер веет.
Ключи от счастья роботы куют!..
Никто, ничто, не лишний и не третий, не на войне, не в классовой борьбе — я исчезаю в памяти столетий, в природе, в человечестве, в себе.
Я растворяюсь в сумерках, в эфире, в бездействии, в химчистке за углом, в борцах за трезвость, в плесенной сатире, в толпе фанатов, прущих напролом!..
Я распадаюсь на свои запчасти и превращаюсь в собственную тень.
Я испаряюсь в коридорах власти, диктующей, какой сегодня день...
...Как приговор, звучит прогноз погоды.
Старуха спит в метро и видит сны, как в полночь Прогрессивные Народы сжигают Поджигателей Войны.
Уже на их зловещие фигуры плеснул бензином инвалид-вахтер, и 20 килограмм макулатуры она бросает в праведный костер.
И член-корреспондент газеты "Правда"
питает к ней взаимный интерес, и тридцать три героя-космонавта кивают ей, как ангелы, с небес.
Весь мир ликует у бензоколонки, в слезах от счастья негры бьют в набат, и русский витязь в импортной дубленке в такси ее отвозит на Арбат.
И все равно, что где-то там, в зените, куда не достигает смертный взор, летает по неведомой орбите
Раскольникова каменный топор...
И 300 000 кладбищ с мертвецами
В Галактике летят на красный свет.
Что между нами? Мафия? Цунами?
Оранжевые ливни во Вьетнаме?
Христос-Спаситель? Кришна? Магомет?
Майкл Джексон? Аэробика? Иуда?
Любовь неразделенная — к себе?
Госсамиздат? Фальшивки Голливуда?
Компьютеры? Масоны? И т. п.?..
В плену религиозного дурмана
Юродивый целует Красный Крест, и три перековавшихся душмана летят в Москву на ярмарку невест…
В правительственной ложе стадиона
Всевышний Космонавт, Старуха, Дог, в нирване, на гвоздях — Красавец-Йог, над ложей — чудотворная икона:
Мать-Героиня и ее Дитя, играющее знаком интеграла.
А на трибунах — Автор, то есть Я.
Короче, мы. Нас много или мало.
Нас тысяч сто. Или хотя бы двести.
А может быть, и триста — не считал.
И о Прекрасной Даме, о Невесте я никогда в газетах не читал.
Но на моих глазах сгорела Троя, и "Челленджер" взорвался надо мной, и тридцать три мифических героя ушли, как говорится, в мир иной.
И эта сказка стала черной былью!..
Исчерпан век — и я всегда готов!..
Под радиоактивной снежной пылью лежит Генералиссимус Цветов.
В подземном переходе надпись:
"ЗОНА".
С протянутой рукой стоит Госстрах.
И тридцать три Служителя Закона рыдают на ответственных постах.
А но периферии мирозданья, где, что ни день, какой-нибудь бардак, по зову сердца и самосознанья
Публичный Дом пылает, как Рейхстаг!..
Красавец-Йог выходит из нирваны.
Товарищи, — кричит, — душа горит!.."
И слышат фешенебельные страны, о чём звезда с звездою говорит.
И слышат эскимосы и этруски,
Госагропром и Мингромоотвод.
А так как разговор идет по-русски, для тех, кто не умеет без закуски, даю литературный перевод:
"Не нам ли политические трупы
заткнули рот селедкой иваси,
когда мы были молоды и глупы
и водкой заглушали Би-Би-Си!..
Теперь шабаш!.. Теперь не время оно.
Теперь мы знаем вкус одеколона
и от любви пьянеем без вина!.."
Офелия! Джульетта! Дездемона!..
Какие роковые имена!
Какие допотопные примеры!
Стирает время времени следы.
На лоне окружающей среды прогуливаются пенсионеры.
К ним льнут собаки. Где красавец-дог?
Он бросил Йога, тот опять в нирване.
И русский рок, тяжелый русский рок, как реквием, гремит в Афганистане..
Где Моцарт и Сальери?
Где они?
Где гений и злодейство? Все исчезло.
Остались К*** и X***.
И гинекологическое кресло.
Народы мира, пламенный привет!
Овидий, оцени метаморфозы.
Как хороши, как свежи были розы!..
Где братья Карамазовы? Их нет.
Ни Дмитрия с Иваном, ни Алеши.
А вместо них три протокольных рожи вещают, что не отдали б Москвы, когда б их не споили с детства — кто же? —
Жиды? Высоцкий? Рокеры с Невы?..
Смешно и скучно. И мороз по коже.
И жутко — до чего на Русь похоже!..
Святая простота!.. Увы, увы!..
...Так экстрасенс без племени, без роду, еще не впавший в старческий маразм, испытывая мертвую природу, испытывает веру и оргазм.
Но веры нет — и нет уже давно, и не один я это понимаю.
Несчастную старуху вспоминаю и вижу стены, потолок, окно...
Что между нами? — Ничего святого.
Абстрактный гуманизм — и вся любовь!..
Счастливейший из смертных просит слова — и ты, Редактор, мне не прекословь!
Никто, ничто, а все-таки порой из Царского Села заглянет Муза — я как-никак Лирический Герой и как-никак Советского Союза!..
А посему — играю днем с огнем.
А к ночи — не раздевшись, как убитый, лицом в тахту — забудусь мертвым сном и в шесть проснусь — зеленый, злой, небритый.
Там, за окном, светает осторожно, а ты не спи, лежи, не спи, лежи, ты сам не свой, и все, что невозможно, становится ненужным для души...
Смотрю в заиндевевшее окно.
С кем ты сейчас, очей очаровашка?..
Мне все равно, ты Милка или Машка, хотя, быть может, и не все равно...
Быть может, нас на свете только двое — преодолевших страх, забывших стыд, не верящих, что мир погубит СПИД, и жаждущих любви на поле боя!..
А может быть... Неужто я один?..
А остальные — слепы? глухи? немы?..
Нарциссы, гиацинты, хризантемы, пионы, гладиолусы, жасмин, гвоздики, астры, флоксы, орхидеи...
Я никогда не продавал цветы.
А почему?..
Идея красоты — смертельный враг любой другой идеи!..
Цвети, Минкульт!
Свети, Политпросвет!
Куда ни глянь — чернеет море крови.
И некого ловить на честном слове!..
Что делать? Сохранять иммунитет.
Я гибну, самому себе чужой, и все-таки твержу, как заклинанье: кто не торгует собственной душой, не знает про ее существованье!
Добро взывает к Страшному Суду, и добрый человек всегда подсуден.
Большой привет, А*** и Р***.
На что иду, не знаю. Но — иду.
Выходишь из себя в открытый космос во времени, свободном и пустом, теряешь голос, обретаешь голос и говоришь — не то и не о том.
Имеет смысл и не имеет смысла.
Как битое стекло, мерцает снег.
Один и тот же день меняет числа, и в человеке плачет человек.
Один за всех. Во времени свободном.
Не видя лиц, не слыша голосов, в пространстве мертвом телом инородным душа летит на непонятный зов.
Живешь и умираешь.
Гром оваций.
Душа летит, куда она летит — одна среди Объединенных Наций, конвенций, интервенций, деклараций — куда?..
Кто понимает — тот простит.
(Коркия В. Свободное время // Юность. 1988. № 6):