Наши партнеры
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ
10. ЗНАЧЕНИЕ ЯВНОГО СОДЕРЖАНИЯ СНОВИДЕНИЯ ДЛЯ ЕГО ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Ко всему, что было написано Фрейдом и другими аналитиками на тему интерпретации сновидений, я хотел бы добавить один совет.
Только приняв во внимание все ассоциации — действительно полученные к индивидуальным элементам сновидения, игнорируя его явное целостное содержание — вместе со всем тем, что известно о содержании сна из анализа пациента, и рассмотрев все вышеупомянутое на фоне манифест-
ного сновидения, можно приступать к интерпретации сновидения или, скорее, к построению своей интерпретации. При этом отправной точкой будет позиция самого сновидца в сновидении.
Эта характеристика указывает на его актуальное отношение к окружению и событиям, создаваемым в сновидениях, в то время как ассоциации в анализе демонстрируют то, что символизируют элементы сновидения.
Всегда можно поставить вопрос: почему пациент так действовал, думал и чувствовал? Этот аспект исходит от «еще не парализованной организации эго» и как таковой действительно может быть интерпретирован на основе эмпатии или здравого смысла. Примеры использования этой методики — без четкого ее определения — встречаются довольно часто (см., например, Fenichel, 1935). Как уже говорилось, «я» непременно появляется в сновидении.
Конечно, можно задаться вопросом: почему сновидцу не всегда удается создать приятную иллюзию (см. Fliess, 1953: 78 и далее)? Можно утверждать, как Эйслер (Eissler,1966), что «у сновидца всегда под рукой адекватные пути к спасению». Однако не следует забывать о факторах, склонных действовать в противоположном направлении, ограничивая тем самым нашу свободу в сновидении.
Во-первых, сновидение является выражением конфликта. Удовлетворение запретного стремления (даже замаскированное) обычно оканчивается неудачей, и часто можно видеть, как в течение одной ночи снятся сны на одну и ту же тему, каждое последующее менее искаженное и неуверенное, чем предыдущие, до тех пор, пока серия не завершается тревогой, пробуждающей сновидца. Кроме того, как удалось показать Фрейду, доступный для выражения в сновидении материал ограничен отпечатками предшествующего дня, так что сновидец, по-видимому, не может по желанию выбирать, что ему видеть во сне.
Вдобавок к этому существует вопрос: в какой степени сновидение может способствовать излечению травмы (см. Фрейд, 1920; Weiss, 1949; Loewenstein, 1949; Stain, 1965; Eissler, 1966; Stewart, 1967), чтобы повторное переживание травматических событий работало.
И наконец свое влияние на результат, суждение, вторичную переработку, и элементы, определяющие позицию «я» в явном содержании сновидения, оказывают сверх-детерминация и смещение, выделяемые в «Толковании сновидений». Таким образом, они сами по себе выступают явлениями, согласно Фрейду (1900: глава VI, G, H, I), отражающими вытесненное бессознательное содержание.
Чтобы придерживаться «буквального психического поворота», рекомендуемого Фрейдом в качестве направляющего ориентира «в интерпретации сновидения в психоанализе» (1911: 92), следует принимать в качестве отправной точки поверхностный аспект сновидения, с которым сновидец находится в полном согласии — даже в сновидении: «аналитик должен всегда осознавать пациента в каждый момент» (см. также Kemper, 1958). Так удается распознать текущий конфликт пациента — с его действием и противодействием.
В ходе анализа важно внимательно следить за изменениями в неврозе переноса. Затем аналитик может задаваться вопросом: почему пациенту так часто снится, что аналитический сеанс прерван, что, «как это ни странно», аналитическая ситуация не та, что в действительности: например, иная обстановка консультационной комнаты, пациент опаздывает, он не может найти дом аналитика, к его удивлению, аналитик выглядит несколько иначе, аналитик раздражен и так далее. Естественно, более многочисленны случаи, когда трансфер проявляется косвенно. «Стало так горячо, и я испугался, что сгорю». «Я ничего не мог понять, хотя мне все ясно объяснили». «Все было крайне запутано». «Конечно, смешно, что мне пришлось рассказывать такому специалисту, как он должен делать это».
Но кроме ситуации переноса, как я уже показал, весьма убедительную интерпретацию сновидения можно выполнить, используя в качестве отправного пункта информацию о других проблемах, представленную в явном содержании.
Другой насущный вопрос состоит в том, до какой степени удается интерпретировать сновидение по «единственному оставшемуся фрагменту» (Фрейд, 1900: 517). Несомненно, что такому фрагменту и ассоциациям к нему можно найти место в общей массе информации, полученной в ходе психоанализа. Если повезет, пациент может вспомнить большую часть сновидения, подтверждающую интерпретацию. Однако, если совершенно неизвестна роль сновидца в сновидении, я не могу избавиться от впечатления, что все проделываемое больше похоже на азартную игру.
В теоретическом плане можно сказать, что отправная точка в манифестном сновидении является моментом, где защиты ближе к поверхности, наиболее доступны сознанию (cм.Federn, 1932). Выбранная точка приближается к той, где, по Фрейду, находится отрицание (1925Ъ:235): «Таким образом, подавленный образ или идея могут найти себе дорогу в сознание при условии, что они отрицаются» (курсив автора).
Эту расщепленную позицию «я» сновидца можно рассматривать по аналогии с отрицанием в бодрствующем состоянии (см. Eissler, 1966): последний бастион защиты от того, что должно быть отвергнуто. Тогда на смену вытеснению приходит оценка через понимание.