ЭПИГОНСТВО
ЭПИГО́НСТВО (от греч. epígonoi — эпигоны, букв. — родившиеся после), в художественной литературе (и искусстве) нетворческое следование традиционным образцам: какому-либо литературному направлению, жанру, стилю, индивидуальной манере; Э. влечет за собой утрату их былой содержательности, опустошение формы, автоматизацию приемов. Понятие «Э.» уясняется литературным сознанием лишь на определенном этапе — в ходе утверждения эстетики романтизма, когда освящается требование личной творческой оригинальности. Однако сами явления упрощения, вульгаризации, выхолащивания художественных канонов, стилей и форм наблюдаются в самые разные периоды мирового литературно-художественного процесса. Источник Э. — угасание и распад тех или иных идейно-культурных и художественных концепций, которые перестают быть импульсом к творчеству и становятся объектом чисто формального и бездумного воспроизведения. В литературных ситуациях нового и новейшего времени это нередко определяется посторонними творчеству мотивами (подчас связанными с феноменом нарастающего «омассовления» искусства): безотчетное или сознательное стремление угодить литературной моде, подделаться под господствующий вкус. Таковы, например, романы М. В. Авдеева «Тамарин» и «Подводный камень», представляющие собой эпигонское подражание «Герою нашего времени» М. Ю. Лермонтова и романам И. С. Тургенева.
Залог оригинального творчества, дающего всякий раз новое, непредсказуемое единство содержания и формы, — движущаяся мысль, пережитая и прочувствованная творцом. В эпигонском же произведении, построенном на искусственном и статичном сочленении готового, господствует механическая «случайность», что ведет к использованию повествовательных и стилистических шаблонов, к установке на внешние, технические эффекты. Другими словами, Э. представляется прежде всего «рабской» приверженностью установившимся (и успевшим стать шаблонными) правилам и нормам. Но эпигоном нередко оказывается и присяжный нарушитель «правил» — литературный «авангардист», который предпринимает кричаще небывалый монтаж идейных и стилистических клише ради ошеломляющего воздействия на литературные вкусы современников. С этой точки зрения поучительна история «величия и падения» В. Г. Бенедиктова. Необычность поэтики, построенной на рискованном сочетании «одичавших штампов» (Л. Я. Гинзбург) и внешне противостоящей эпигонской гладкости, подняла его на вершину литературной моды; но после статей В. Г. Белинского современники сумели разглядеть в нем литератора, «омещанившего» идейные мотивы романтизма, т. е. фактически эпигона романтического движения 20-х гг.
Литературная критика XIX в. обыкновенно противопоставляла Э. новаторству в качестве подражательности, поощряемой литературными консерваторами; однако соотносительность подражания и Э. требует конкретно-исторического осмысления.
В определенные литературные эпохи Э. может выдвинуться вперед и даже занять господствующее положение: по мнению Ю. Н. Тынянова, 20-е гг. XIX в. были в поэзии годами «мастеров», когда «даже второстепенные» поэты носили «окраску мастеров первостепенных», тогда как 30-е гг. — это «…годы автоматизации предшествующих традиций, годы работы над слежалым литературным материалом…» (Тынянов Ю. Н., О литературной эволюции, в кн.: Поэтика. История литературы. Кино, 1977, с. 271, прим.).
Конкретный подход к историко-литературным фактам позволяет различать Э. как следствие внешнего подражания «общему стилю» или жанровым формам с характерными для них композиционными и стилистическими приемами; Э. как подражание индивидуальной манере крупных художников и, наконец, «автоэпигонство». Наиболее распространено Э. «общего стиля»: Э. последователей сентиментализма в нач. XIX в. (например, П. И. Шаликов); эпигоны русского романтизма в 30-х гг. (драмы Н. В. Кукольника); эпигонские романы в духе «неистового романтизма» во Франции эпохи Империи, высмеянные О. Бальзаком в пародии «Олимпия, или Римская месть», включенной в роман «Провинциальная муза»; эпигоны русского символизма.
Жертвами эпигонского подражания становятся едва ли не все сколько-нибудь оригинальные поэты и прозаики. Э. обычно захватывает отдельные черты выработанной ими литературной формы или отдельные идейно-художественные мотивы (например, ослабленное повторение гражданских мотивов лирики Н. А. Некрасова и использование некрасовской интонационной системы в 70—80-х гг.). «Это вообще участь всех сильных и энергических талантов — вести за собой длинный ряд подражателей и последователей…» [Щедриин Н. (М. Е. Салтыков), О литературе, 1952, с. 189]. В качестве примера автоэпигонства можно привести романы М. Н. Загоскина 30—40-х гг.
А. А. Фет считал автоэпигонство опаснейшим видом Э.: «Поэзия непременно требует новизны, и ничего для нее нет убийственнее повторения, а тем более самого себя» (Письмо к К. Р. от 27 дек. 1886 — сборник Русские писатели о литературе, т. 1, Л., 1939).
Литература:
Григорьев Ап., Литературная критика, М., 1967;
Тынянов Ю. Н., Архаисты и новаторы, Л., 1929;
Гинзбург Л. Я., [Вступит. ст.], в кн.: Бенедиктов В., Стихотворения, Л., 1939;
ее же, О лирике, 2 изд., Л., 1974;
Морозов А. А., [Вступит, ст.], в кн.: Русская стихотворная пародия, Л., 1960;
Лихачев Д. С., Нестилизационные подражания, в его кн.: Поэтика древнерусской литературы, 3 изд., М., 1979.
И. Р.