ТРАГИЧЕСКОЕ
ТРАГИ́ЧЕСКОЕ, эстетическая категория, характеризующая неразрешимый художественный конфликт (коллизию), развертывающийся в процессе свободного действия героя и сопровождающийся страданием и гибелью героя или его жизненных ценностей. Причем катастрофичность Т. вызывается не гибельной прихотью случая, но определяется внутренней природой того, что гибнет, и его несогласуемостью с наличным миропорядком.
Т. предполагает свободное самоопределение действующего лица. Противоречие, формирующее Т., заключается в том, что именно свободное действие человека реализует губящую его неотвратимую необходимость, предвидимую (в героической трагедии) или непредвидимую (трагическое заблуждение) им самим. Ужас и страдание, присущие Т., обретают особую разительность как последствия свободного акта человеческой личности и проявления ее субстанциональных сил. В отличие от мелодраматического (вызывающего жалость, трогательного) в Т. человек не может выступать лишь как пассивный объект претерпеваемой им судьбы. Т. родственно возвышенному и героическому в том, что оно неотделимо от идеи достоинства и величия человека, проявляющихся в самом его страдании. В Т. свершается самоутверждение личности, ее духовного принципа или нравственного достоинства ценой собственной жизни. Как форма возвышенно-патетического страдания Т. выходит за пределы антиномии оптимизма — пессимизма: первый исключается обнаруживающейся в Т. неразрешимостью коллизии, невосполнимой утратой человечески ценного, второй — героической активностью личности, бросающей вызов судьбе и не примиряющейся с ней даже в поражении. Т. — «прорыв» необходимости и одновременно ее торжество, утверждение человеческой свободы ценой крушения или смерти, верность своей идее или своему пафосу перед лицом их эмпирического поражения. Подобно другим эстетическим категориям (например, возвышенному, комическому), Т. в различные эпохи остается и неизменным (типологически единым пафосом) и одновременно — переменчивым по социально-исторической природе, по идейным духовным коллизиям, которые оно претворяет.
Целостное становление феномена «Т.», запечатлевшее обострение чувства личного бытия, произошло в древнегреческой трагедии (Эсхил, Софокл, Еврипид; V в. до н. э.). Этическое самоопределение индивида перед лицом жизни и смерти, самостоятельное действование и ответственность (расплата) за него — центральная проблема античной трагедии. При этом античному трагическому герою неведом позднейший трагический конфликт чувства, личной страсти и нравственного долга (как в трагедии барокко и классицизма); действия, влекущие к исходу (катастрофе), он совершает без разлада с собой, без чувства мучительной жертвенности, упоенный, несмотря на частичное «неведение», своей решимостью, подчас дерзостью перед «судьбой» и богами (Прометей Эсхила) и даже — предвкушая ужас. В самом переживании вины и ответственности он сохраняет величие и принимает муки с достоинством. Апофеоз трагедии заключает в себе и идею героического самоопределения человека перед темным лицом рока, и идею торжества мирового «равновесия».
Классическим образцом и мерой для литературы и эстетики последующих веков стало наряду с античным Т. в литературе Позднего (кризисного) Возрождения и прежде всего — в трагедиях У. Шекспира, по которому единственно реалистической позицией в отношении к ходу истории может быть только «трагическая тревога» — трагическое восприятие человеческой «природы», принципа личности и исторического прогресса, включающее чувство ответственности за «распавшуюся связь времен», за мировой разлад и героическое противоборство ему. Предметом «трагического способа созерцания» (Г. Гегель) у Шекспира становятся все производные отсюда антиномии: муки постижения жизни («Гамлет», «Король Лир»); бессилие личности перед охваченной аффектом собственной природой («Отелло», «Антоний и Клеопатра»); извечная незащищенность высшего нравственного сознания (образ Корделии из «Короля Лира»); неразрывность и противоборство личного и общего («Кориолан»). Все ценности шекспировского трагедийного мира, все его «доблестные страсти» таят в себе высокое страдание; и именно трагический, бескомпромиссный исход служит верной мерой их достоинства, глубины и силы.
В литературе нового времени Т. достигает крайнего напряжения у Ф. М. Достоевского. Его герой — человек «идеи-страсти», идущий до конца и не ищущий успокоения в царстве «середины», — стремит трагедию к катастрофе. Он наделен самосознанием, пониманием реальной весомости своих поступков, но в то же время он участвует в таинственном коловращении безличных сил, осуществляя таким образом ту меру вины и невиновности, которая вызывает ужас перед дальнейшей душевной судьбой героя и сострадание к его мукам. Главная тема трагедии у Достоевского — испытание глубин человека на путях свободы, за которой и через которую открывается более глубокая, этическая природа человека — сердце и совесть. И в этом источник трагизма и катарсиса мира Достоевского.
Отражая эпоху, когда социальная история плотно вошла в сознание и личную жизнь индивида, советская литература стремится обнаружить социально-исторические истоки тех моментов Т., которые традиция относила к «непостижимому» и «роковому». Акцентируется «трагическая вина» (ошибка и заблуждение) героя перед лицом социальной истории, общенародной воли, революции, и трагедийная необходимость утрачивает метафизические лики. Классический пример Т. в советской литературе — трагедийная эпопея М. А. Шолохова «Тихий Дон»: о встрече и столкновении героической личности (Григория Мелехова) с властным потоком истории. Трагизм как социально-историческая вина доминирует также в романе Л. М. Леонова «Вор», в рассказе Б. А. Лавренева «Сорок первый». Мотивы трагического единоборства с действительностью (в принципе не исключающее «вину» или заблуждение героя) можно найти в поэме В. В. Маяковского «Про это», в повести П. Ф. Нилина «Жестокость». «Вечные» мотивы трагически скорбного — в любви, в призвании художника (у романтиков), в природе, в неизбежности смерти — вплетаются в лирику Б. Л. Пастернака и Н. А. Заболоцкого; по преимуществу трагична поэзия М. И. Цветаевой.
Литература:
Гегель Г. В. Ф., Эстетика, т. 3, М., 1971, с. 572—616;
Борев Ю., О трагическом, М., 1961;
Пинский Л., Шекспир, М., 1971.
Н. Р.