ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
ПОЭ́ЗИЯ И ПРО́ЗА (поэзия: греч. póiēsis, от poiéō — делаю, творю; проза: лат. prosa, от prorsa — прямая, простая, от proversa — обращенная вперед, ср. лат. versus — стих, букв. — повернутый назад), два основных типа организации художественной речи, внешне различающиеся в первую очередь строением ритма. Ритм поэтической речи создается отчетливым делением на соизмеримые отрезки, в принципе не совпадающие с синтаксическим членением (см. Стих, Стихосложение). Прозаическая художественная речь расчленяется на абзацы, периоды, предложения и колоны, присущие и обычной речи (см., напр., Разговорная речь), но имеющие определённую упорядоченность; ритм прозы, однако, сложное и трудноуловимое явление, изученное далеко не достаточно.
Первоначально поэзией именовалось искусство слова вообще, поскольку в нем вплоть до нового времени резко преобладали стихотворные и близкие к ней ритмико-интонационные формы. Прозой же называли все нехудожественные словесные произведения: философские, научные, публицистические, информационные, ораторские и т. п. (в России такое словоупотребление господствовало в XVIII — начале XIX вв.).
Поэзия (П.). Искусство слова в собственном смысле (т. е. уже отграниченно от фольклора) возникает вначале как П., в стихотворной форме (см. Поэтический язык). Стих является неотъемлемой формой основных жанров античности, средневековья и даже Возрождения и классицизма — эпические поэмы, трагедии, комедии и разные виды лирики. Стихотворная форма, вплоть до создания собственно художественной прозы в новое время, была уникальным, незаменимым инструментом превращения слова в искусство. Необычная организация речи, присущая стиху, выявляла, удостоверяла особую значимость и специфическую природу высказывания. Она как бы свидетельствовала, что поэтическое высказывание — не просто сообщение или теоретическое суждение, а некое самобытное словесное «деяние». П., по сравнению с прозой, обладает повышенной емкостью всех составляющих ее элементов (см. Лирика). Сама стихотворная форма поэтической речи, возникшей как обособление от языка действительности, как бы сигнализирует о «выведении» художественного мира из рамок обыденной достоверности, из рамок прозы (в исконном значении слова), хотя, разумеется, обращение к стиху само по себе не является гарантией «художественности». Стих всесторонне организует звучащую материю речи, придает ей ритмическую закругленность, завершенность, которые в эстетике прошлого нераздельно связывались с совершенством, красотой. «… Древний мир…, — писал К. Маркс, — возвышеннее современного во всем том, в чем стремятся найти законченный образ, форму и заранее установленное ограничение» (Маркс К. и Энгельс Ф., Об искусстве, т. 1, 1976, с. 166). В словесности прошлых эпох стих и выступает как такое «заранее установленное ограничение», которое создает возвышенность и красоту слова.
Необходимость стиха на ранних ступенях развития искусства слова диктовалась, в частности, и тем, что оно изначально существовало как звучащее, произносимое, исполнительское. Даже Г. Гегель еще убежден, что все художественные словесные произведения должны произноситься, петься, декламироваться. В прозе, хотя и слышимы живые голоса автора и героев, но слышимы они «внутренним» слухом читателя. Осознание и окончательное утверждение прозы как законной формы искусства слова происходит только в XVIII — начале XIX вв. В эпоху господства прозы причины, породившие П., теряют свое исключительное значение: искусство слова теперь и без стиха способно созидать подлинно художественный мир, а «эстетика завершенности» перестает быть незыблемым каноном для литературы нового времени. Художественная проза обнаружила способность создавать красоту слова, не уступающую красоте слова в П.
П. в эпоху прозы не отмирает (а временами, напр. в России 10‑х гг. XX в., даже вновь выдвигается на авансцену); однако она претерпевает глубокие изменения. В ней ослабевают черты завершенности; отходят на второй план особенно строгие строфические конструкции: сонет, рондо, газель, танка и т. п., развиваются более свободные формы ритма — дольник, тактовик, акцентный стих и т. п., в стих внедряются разговорные интонации.
В новейшей П. раскрылись новые содержательные качества и возможности стихотворной формы. В П. XX в. у А. А. Блока, В. В. Маяковского, Р. М. Рильке, П. Валери и др. со всей ясностью выступило то громадное усложнение художественного смысла, возможность которого всегда была заложена в природе стихотворной речи.
Само движение слов в стихе, их взаимодействие и сопоставление в условиях ритма и рифм, отчетливое выявление звуковой стороны речи, даваемое стихотворной формой, взаимоотношения ритмического и синтаксического строения и т. п. — все это таит в себе неисчерпаемые смысловые возможности, которых проза, в сущности, лишена (ср., напр., Интонация поэтическая). Многие прекрасные стихи, если их переложить прозой, окажутся почти ничего не значащими, ибо их смысл создается главным образом самим взаимодействием стихотворной формы со словами. Неуловимость — в непосредственном словесном содержании — созданного художником особого поэтического мира, его восприятия и ви́дения, остается общим законом как для древней:
|
Старый пруд, Прыгнула в воду лягушка, Всплеск в тишине |
| Мацуо Басё, |
так и для современной П.: «Хотел бы я долгие годы / На родине милой прожить, / Любить ее светлые воды / И темные воды любить» (Вл. Н. Соколов). Специфическое, нередко необъяснимое воздействие на читателя П., позволяющее говорить о ее тайне, во многом определяется этой неуловимостью художественного смысла. П. способна так воссоздавать живой поэтический голос и личную интонацию автора, что они «опредмечиваются» в самом построении стиха — в ритмическом движении и его «изгибах», рисунке фразовых ударений, словоразделов, пауз и пр. Вполне закономерно, что П. нового времени — прежде всего лирическая П.
В современной лирике стих осуществляет двоякую задачу. В соответствии со своей извечной ролью он возводит некоторое сообщение о реальном жизненном опыте автора в сферу искусства, т. е. превращает эмпирический факт в факт художественный; и вместе с тем именно стих позволяет воссоздать в лирической интонации непосредственную правду личного переживания, подлинный и неповторимый человеческий голос поэта (см. Лирический герой).
Проза (П.) — Вплоть до нового времени П. развивается на периферии искусства слова, оформляя смешанные, полухудожественные явления письменности (исторические хроники, философские диалоги, мемуары, проповеди, религиозные сочинения и т. п.) или «низкие» жанры (фарсы, мимы и другие виды сатиры). П. в собственном смысле, складывающаяся начиная с эпохи Возрождения (см. Жанр), принципиально отличается от всех тех предшествующих явлений слова, которые так или иначе выпадают из системы стихотворчества. Современная П., у истоков которой находится итальянская новелла Возрождения, творчество М. Сервантеса, Д. Дефо, А. Прево, сознательно отграничивается, отталкивается от стиха как полноценная, суверенная форма искусства слова. Существенно, что современная П. — письменное (точнее, печатное) явление, в отличие от ранних форм поэзии и самой П., исходивших из устного бытования речи.
При своем зарождении прозаическая речь стремилась, как и стихотворная, к подчеркнутой выделенности из обычной разговорной речи, к стилистической украшенности (ср., напр., древнерусскую литературу). И только с утверждением реалистического искусства, тяготеющего к «формам самой жизни», такие свойства П., как «естественность», «простота», становятся эстетическими критериями, следовать которым не менее трудно, чем при создании сложнейших форм поэтической речи (Ги де Мопассан, Н. В. Гоголь, А. П. Чехов). Простота П., т. о., не только генетически, но и с точки зрения типологической иерархии не предшествует, как это принято было думать, поэтической сложности, а является позднейшей сознательной реакцией на нее. Вообще становление и развитие П. происходит в постоянной соотнесенности с поэзией (в частности, сближении одних и отталкивании других жанров и форм). Так, жизненная достоверность, «обыкновенность» языка и стиля П., вплоть до введения просторечий, прозаизмов и диалектизмов, до сих пор воспринимаются как художественно значимые именно на фоне высокого поэтического слова (см. Язык художественной литературы).
Изучение природы художественной П. началось лишь в XIX в. и развернулось в XX в. В общих чертах выявлены некоторые существенные принципы, отличающие прозаическое слово от поэтического. Слово в П. имеет — сравнительно с поэтическим — принципиально изобразительный характер; оно в меньшей степени сосредоточивает внимание на себе самом, между тем в поэзии, особенно лирической, нельзя отвлечься от слов. Говоря точнее, слово в П. непосредственно разворачивает перед нами сюжет (всю последовательность отдельных действий, движений, из которых и создаются характеры и художественный мир романа или рассказа в целом). Не менее важно, что в П. слово становится предметом изображения, как «чужое», в принципе не совпадающее с авторским. Для поэзии характерно единое авторское слово и слово персонажа, однотипное с авторским; поэзия монологична. Между тем П. по преимуществу диалогична, она вбирает в себя многообразные, несовместимые друг с другом «голоса» (об этом в кн.: Бахтин М. М., Проблемы поэтики Достоевского, М., 1972, с. 309—50). В художественной П. сложное взаимодействие «голосов» автора, рассказчика, персонажей нередко наделяет слово «разнонаправленностью», многозначностью, которая по природе своей отличается от многосмысленности поэтического слова. П., как и поэзия, преображает реальные объекты и создает свой художественный мир, но делает это прежде всего путем особого взаимоположения предметов и действий, стремясь к индивидуализированной конкретности обозначаемого смысла.
Существуют промежуточные формы между поэзией и прозой: стихотворение в прозе — форма, близкая к лирической поэзии по стилистическим, тематическим и композиционным (но не метрическим) признакам; с другой стороны — ритмическая проза, близкая к стиху именно по метрическим признакам (ср. также Свободный стих). Иногда поэзия и П. взаимопроникают друг в друга (см. Лирическая проза) или включают в себя куски «инородного» текста — соответственно прозаического или стихотворного, от имени автора или героя.
История становления и смены прозаических стилей, ритм П., ее специфическая изобразительная природа и высвобождение художественной энергии в результате столкновения различных речевых планов — кардинальные моменты в создании научной теории П.
Литература:
Белинский В. Г., Разделение поэзии на роды и виды, Полн. собр. соч. в 13 тт., т. 5, М., 1954;
Потебня А. А., Поэзия. Проза. Сгущение мысли; Из записок по теории словесности (фрагменты), в его сб.: Эстетика и поэтика, М., 1976;
Тынянов Ю. Н., Проблема стихотворного языка, 2 изд., М., 1965;
Виноградов В. В., О худож. прозе, М.-Л., 1930;
его же, О языке художественной литературы, М., 1959;
Шкловский В., О теории прозы, М., 1929;
его же, Художественная проза, М., 1961;
Тимофеев Л. И., Основы теории литературы, 4 изд., М., 1971, с. 182—343;
Кожинов В. В., О природе художественной речи в прозе, в его кн.: Происхождение романа, М., 1963;
Роднянская И. Б., Слово и «музыка» в лирическом произведении, в сб.: Слово и образ, М., 1964;
Лотман Ю. М., Поэзия и проза; Природа поэзии, в его кн.: Анализ поэтического текста, Л., 1972;
Бахтин М. М., Слово в романе, в его кн.: Вопросы литературы и эстетики, М., 1975.
В. В. Кожинов.